Сомалийский пленник

Зверев Сергей Иванович

Помимо типичных сомалийцев, среди пешеходов были заметны уроженцы Индии, арабы, европейцы и вездесущие — как же без них-то? — китайцы.

Выйдя на просторную улицу, откуда виднелось возвышающееся над городом старинное двухбашенное здание, невдалеке от которого виднелся минарет мечети, Лавров спросил у одного из прохожих, что это за «стрит». Прохожий, скорее всего — итальянец, на вполне сносном английском пояснил, что это одна из центральных улиц Могадишо, называемая улицей Республики. А чуть дальше, добавил словоохотливый итальянец, параллельно этой, проходит другая, не менее

крупная улица Первого Июля. Кроме того, он также сообщил, что замеченное Андреем двухбашенное здание — католический собор, который соседствует с кафедральной мечетью Могадишо.

Явно войдя во вкус общения, итальянец подробно рассказал Лаврову, где именно находится комплекс правительственных зданий — резиденция главы правительства, МИД, МВД, минфин и иные, не менее важные ведомства. Там же можно было найти достойные настоящего джентльмена, сеньора, месье магазины и рестораны…

Их оживленную беседу весьма невежливым образом прервали четверо не вполне миролюбивого вида сомалийцев, один из которых был с пистолетом, а остальные — с кривыми кинжалами. Держа оружие так, чтобы его не было видно со стороны, обладатель пистолета, приветливо улыбаясь, по-итальянски предложил поделиться имеющейся наличностью. Чрезвычайно расстроенный итальянец неохотно полез за бумажником.

В долю секунды оценив обстановку, Андрей молниеносным ударом ноги выбил пистолет у, как он понял, главаря. Блокировав руку другого, с кинжалом, третьего, стоявшего слева, еще одним ударом ноги в сплетение он заставил закувыркаться по тротуару. Затем, не мешкая, ударом локтя в шею вырубил находившегося справа. Главарь с искаженным от боли лицом, держась рукой за ушибленное запястье, испуганно отпрянул назад и, споткнувшись, брякнулся на асфальт. Четвертый, испуганно выпучив глаза — кто бы мог подумать, что этот «гучумба» (чужак, иностранец) окажется столь воинственным и отважным? — не разбирая дороги, кинулся наутек.

Итальянец, так и не успевший достать бумажник — схватка длилась всего несколько секунд, — ошарашенно взирал на своего собеседника. Видимо, он силился понять, с кем же на самом деле свела его судьба, ибо человек, представившийся журналистом, едва ли мог бы столь эффектно разделаться сразу с несколькими вооруженными грабителями, принадлежи он только лишь к пишущей братии. Но, тем не менее, движимый естественным чувством благодарности, он не мог не произнести взволнованного:

— Грацио, сеньоро! Тсэнк ю вэри матч, сэр!

Дружелюбно усмехнувшись, «русский журналист из Франции» предложил вызвать полицию, чтобы сдать лежащих на тротуаре и не смеющих двинуться налетчиков местным стражам правопорядка. Но, зная местные порядки и «оперативность» сомалийской полиции, итальянец предложил отпустить бандитов с миром. С одной стороны, тем тоже не чуждо чувство признательности, и они теперь — уж точно — их обоих будут обходить стороной. А с другой — полицию они могут ждать и час, и два. Да еще и неизвестно, кого именно стражи порядка сочтут агрессором, а кого — жертвой.

Полностью с ним согласившись, Лавров небрежным жестом одних лишь пальцев дал понять, что грабители могут убираться на все четыре стороны. Правда, их оружие — кинжалы и

пистолет с извлеченной из его рукояти обоймой он закинул далеко в колючие заросли разросшихся кактусов небольшого скверика в соседнем проулке. Налетчики долго себя уговаривать не заставили и мигом разбежались кто куда.

Прохожие, ставшие свидетелями этой стычки, некоторое время молчаливо понаблюдав за происходящим, снова двинулись по своим делам, каждый в свою сторону. Вежливо раскланявшись, расстался и Лавров со своим собеседником.

Прогулявшись по улице Республики до здания национальной ассамблеи, перед которым раскинулась довольно-таки большая площадь, Лавров по узким и малолюдным улочкам прошел до улицы Первого Июля. Шагая в обратную сторону, чтобы отсюда направиться в гостиницу, на одном из зданий Андрей увидел скромную вывеску, которая на двух языках: английском и, скорее всего, местном, уведомляла о том, что здесь находится редакция газеты «Джанджеро». Позвонив в дверь, он увидел перед собой охранника в сером камуфляже и с пистолетом на поясе. Окинув нежданного гостя удивленным взглядом, тот что-то спросил по-итальянски. Слабовато владея итальянским, Лавров заговорил с ним по-французски:

— Простите, месье, я могу увидеть главного редактора?

Озадаченно почесав затылок, охранник оглянулся и что-то громко сказал — судя по всему, кого-то попросил подойти. Вскоре к Андрею вышел молодой мужчина, неплохо изъясняющийся по-английски. Как оказалось, это был заместитель главного редактора. Сам же редактор в этот момент отсутствовал — его вызвали в департамент, ведающий местными СМИ, для дачи пояснений по поводу одного из материалов, который непонятно чем задел городские власти. Представившись, Лавров показал паспорт и сообщил, что хотел бы пообщаться с местными коллегами на предмет того, ради чего он сюда, собственно говоря, и прибыл.

— Прошу, заходите… — кивнул сомалиец, приглашая Андрея войти.

В кабинете, который одновременно служил и верстальной, и корректорской, было шумно. Громко галдя, сомалийская журналистская братия готовила очередной номер газеты. Появление незнакомца было воспринято бегающими, спорящими, что-то пишущими и зачеркивающими людьми без какого-либо интереса. Окинув взглядом гостя редакции, газетчики с прежней энергией продолжили свое «броуновское движение», о чем-то без конца дискутируя и что-то друг другу доказывая.

— Приходится переверстывать завтрашний номер газеты… — устало пояснил замредактора. — Шеф только что звонил из департамента, один из материалов передовицы приказал снять. А что поделаешь? Фундаменталисты диктуют нам, о чем и как писать… Правда, бывали времена и похуже, когда город был под властью Союза исламских судов. Тогда вообще можно было писать только то, что разрешат специальные цензоры. Доходило-то до чего? По городу ходили люди из «исламской комиссии нравов» и выясняли у женщин, не носят ли они бюстгальтеры. Тем, кто пользовался европейским бельем, грозили всевозможными карами. Но я сам мусульманин и хорошо знаю, что допытываться у женщины насчет ее белья и безнравственно, и противоречит положениям ислама. Так что, нынешняя ситуация — еще полбеды…