Сомнения любви (Любовь к Пропащему Лорду)
Шрифт:
Дамы обменялись улыбками. Мастерсон открыл дверцу кареты и присоединился к дамам в салоне.
— Я завоевал право ехать в обществе двух прекрасных леди.
Мария засмеялась:
— Надо было позволить Бхану ехать с нами. Что вы тогда говорили бы? Хотя, если честно, я считаю ее красивой.
— Если вы способны полюбить уродливую собаку настолько, чтобы найти в ней красоту, то не стоит вам растрачивать свою доброту, выходя замуж за такого красавца, как Эштон, — с ходу нашелся Мастерсон. — Лучше вам соединить свою жизнь с таким мужчиной, как я, которому так нужен ваш талант не замечать
На мгновение ей показалось, будто она увидела в его глазах нечто указывающее на то, что в шутке его была лишь половина шутки, но длилось это всего лишь мгновение.
— К тому времени как мы доберемся до Лондона, мы успеем сильно друг другу надоесть, — сказала она.
— И набьем себе мозоли заодно, — добавила Джулия.
— Но по крайней мере мы будем испытывать дискомфорт скорее на большой скорости, чем на малой, — веско заметил Мастерсон.
Все трое рассмеялись. И это было хорошим началом долгого пути.
Глава 24
Адам предполагал, что Эштон-Хаус окажется приличным городским домом. Но он никак не ожидал увидеть громадный особняк, стоящий посреди большого сада, окруженного каменной стеной с грозными зубцами.
— Господи, — выдохнул он, когда экипаж остановился перед железными воротами. — Это несколько превосходит мои ожидания.
Керкленд, сидевший напротив него, сказал:
— Разве никто из нас не обмолвился о том, что ты владеешь самым большим жилым домом в Лондоне? Но этот дом только с виду напоминает грозный замок. Атмосфера в нем вполне мирная. И в больших размерах есть свои плюсы — здесь всегда находилось достаточно места для твоих друзей, и потому он зачастую напоминал высококлассный отель.
— Я всегда останавливаюсь в Эштон-Хаусе, когда бываю в Лондоне. На самом деле ты мне выделил там пару комнат. Эта договоренность остается в силе? — спросил Рэндалл.
— Разумеется. — Адам изучал взглядом просторный особняк. — Этот дом настолько велик, что я могу жить с вами под одной крышей и не встречаться сутками напролет.
Путешествие прошло на удивление гладко, если не считать одного эпизода, когда экипажи застряли в грязи во время ливня. Они останавливались в хороших гостиницах, снимали три номера: в одном ночевали женщины, а в двух других — мужчины. Но долгое путешествие имеет один неприятный аспект: проводя целые дни в карете, невольно о многом успеваешь подумать, и не всегда эти размышления поднимают настроение.
Адам надеялся, что сможет справиться с Лондоном и теми требованиями, какие предъявляла ему столица, хотя вероятность того, что кто-то пытался его убить, заставляла его испытывать лишнее волнение. При том, что тема ни разу не поднималась, он видел, что друзья его ни на минуту не теряют бдительности. Поскольку Мастерсон заранее отправил в Эштон-Хаус письмо, сообщая домочадцам о возвращении герцога, нельзя было исключить возможность покушения. Тот, кто захотел бы избавиться от Эштона, мог бы без труда просчитать их маршрут. Еще один довод в пользу того, чтобы не ехать в одном экипаже с Марией. Если в него будут стрелять, то она по крайней мере будет в безопасности.
Но
Джулия Бэнкрофт оказалась такой же стойкой и выдержанной. Она говорила мало, но присутствие ее успокаивало. Все полюбили ее, кроме Рэндалла, который в ее присутствии вел себя натянуто, говорил холодно и чопорно. С дамами в одном экипаже он ни разу не ездил. Но Мастерсон и Керкленд оставались истинными джентльменами — учтивыми, любезными и способными поднять настроение уместной шуткой. Именно благодаря их умению поддержать непринужденную беседу ужины проходили в приятной располагающей обстановке.
После ужина дамы удалялись к себе в комнату и оставались там до утра. Адам ни разу не был наедине с Марией с той самой памятной поездки из Хартли-Мэнора в деревню. Глядя на этот необъятный особняк, Адам думал о том, что в нем они с Марией точно смогут найти укромное местечко, чтобы остаться наедине. Не то чтобы он хотел овладеть ею — впрочем, он этого хотел, но делать не стал бы, — но ему было бы приятно посидеть с ней рядом, выпить чаю, может, подержать ее за руку. Расслабиться и отдохнуть, как он мог расслабиться только с ней, и ни с кем больше.
Лакей в ливрее, пожилой, но с зорким цепким взглядом, вышел из караульной будки, оглядев два забрызганных грязью желтых экипажа. Кучер торжественно объявил:
— Герцог Эштон и его друзья.
Швейцара, должно быть, информировали о том, что Адам выжил, но все же он с недоверчивой пристальностью вглядывался в лица за окнами экипажа, словно не верил, что прибыл не самозванец.
— Добро пожаловать, ваша светлость. — Он низко поклонился и открыл ворота.
Экипаж въехал под высокую каменную арку.
— Мы вернулись в край суетящихся слуг и общественных обязательств, — заметил Рэндалл.
— Ты можешь брюзжать и жаловаться, — сказал Керкленд, — но лично я ничего не имею против слуг. Скажу откровенно — я не чаю принять ванну и сменить одежду и буду только рад, чтобы при этом мне прислуживал мой личный слуга. — Он опустил взгляд на свой темно-зеленый камзол и широкие панталоны, которые имели не слишком презентабельный вид. — Я велю Джону сжечь все эти тряпки. Хотя в путешествиях без удобств есть своя прелесть — начинаешь ценить блага цивилизации.
— Путешествие без удобств — это марш в Корунью, — сухо сообщил Рэндалл, вспомнив город в Испании и время войны с Наполеоном, — а путешествие из Шотландии в Лондон всего лишь несколько утомительно. Хотя должен признать, что необходимость делить кров с тобой и Мастерсоном на протяжении многих дней уже своего рода наказание.
Адам и Керкленд рассмеялись, а между тем карета въехала на широкий мощеный двор. Из парадных дверей дома выскочил молодой лакей с напудренными волосами, с сияющим от возбуждения лицом. Пока он открывал дверцу кареты и опускал ступени, Адам сказал: