Сомнения любви (Любовь к Пропащему Лорду)
Шрифт:
— Ты помнишь что-нибудь, что могло бы дать ключ к разгадке того, кто пытается тебя убить?
— Ни намека на заклятых врагов или бурную тайную жизнь. — Свободной рукой он указал на статуи индуистских божеств; второй рукой он держал ее руку. — Похоже, моя тайная жизнь ограничивалась лишь этим.
Что еще было бы полезно узнать?
— Поскольку Хэл Лоуфорд больше других выгадал бы от твоей смерти, ты помнишь что-то, что могло бы указать на него как на твоего потенциального врага?
— Насколько я помню, он не умеет лгать, в его характере нет ничего авантюрного, —
— Но люди могут нас удивлять. — Прикидываться честным и прямодушным — лучший способ ввести людей в заблуждение. Может, именно так и поступал Хэл? — Возможно, после того, как в голове твоей все уляжется, ты еще что-то вспомнишь.
— Может быть. — Он поднялся и помог подняться ей, затем проводил из тайного храма. — Так странно и так чудно, когда в голове у тебя не одни лишь пустые гулкие коридоры. Но леди Агнес была права, когда писала, что у всех нас есть нечто такое, о чем мы предпочли бы забыть.
— Ты имеешь в виду неприятности, которые случились с тобой, или дурные поступки, которые сам совершил?
— То, что случилось со мной, — часть меня. Но то, что я делал сам… с этим уже сложнее. — Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать, но все же решился: — Несколько лет назад я был на приеме во дворце. И там находился один джентльмен из Индии, возможно, дипломат. Все англичане демонстративно делали вид, что его не замечают. Мне следовало бы подойти к нему и заговорить, но я отвернулся. Я не хотел, чтобы меня видели беседующим с этим человеком, не хотел лишний раз напоминать им о том, что я не чистокровный англичанин.
Мария поморщилась:
— С одной стороны, незначительный эпизод. А если посмотреть с другой стороны, ты совершил предательство. По отношению к тому человеку и к себе тоже.
— Именно так. — Он потер шрам. Выглядел Адам совсем плохо. — Наверное, ужасно утомительно постоянно обо мне заботиться, словно я инвалид. Но из того, что я о себе помню до взрыва, следует, что я отличался на удивление крепким здоровьем.
Она подумала о его худощавом сильном теле и сразу в это поверила.
— Ты снова станешь таким же здоровяком, каким был прежде. Через год ты будешь вспоминать это время как занятный сон. — «При условии, что его до тех пор не убьют». — Ты хочешь, чтобы я осталась сейчас с тобой?
Он покачал головой:
— Теперь я буду отдыхать и надеяться, что отдых поможет моему сознанию самому все аккуратно разложить по полочкам. Хотя, возможно, я прошу слишком многого.
— Я никогда не страдала от амнезии, но в голове у меня никогда не было идеального порядка, — сказала она беспечно. — Могу я от твоего имени попросить Формби о том, чтобы он начал расследование с целью выяснить, что случилось с моим отцом? Я хотела бы, чтобы он занялся этим как можно скорее.
Он хотел было кивнуть, но передумал.
— Прежде всего поговори с Рэндаллом — у него лучше получится организовать расследование. И я не могу передать, как я рад тому, что теперь могу вспомнить такие полезные детали!
— Вижу, как ты мучаешься, — тихо сказала она, — и я больше никогда не буду принимать как должное дар памяти.
— И
— Была ли на то воля богов или слепого случая, мы выиграли от этого оба. — Как легко было бы скользнуть в его объятия. Но она осторожно высвободила руку. — Возможно, у Уорфа найдется лекарство от головной боли.
Адам задумался.
— На самом деле у него действительно есть прекрасное средство от боли разной природы. Я попрошу его мне помочь. — Худощавый, смуглый, невыносимо красивый, он дернул за шнурок, вызывая слугу. Трудно было поверить, что кто-то хотел его убить. Если бы она не была тому живой свидетельницей.
— Увидимся позже, — сказала Мария. — Если ты проспишь ужин, я не обижусь. — Она вышла из комнаты и направилась к себе.
Попросив горничную принести чаю, Мария села за изящный письменный стол в гостиной. Чем более подробными будут описания ее отца, его привычек и его возможного маршрута, тем больше шансов его найти.
Она заканчивала писать, когда в гостиную вошла Джулия. Она, как обычно, была в приподнятом настроении после очередного визита к бабушке. Пока Джулия пила чай с имбирным печеньем, Мария описывала утренний визит к нотариусу. Она закончила свой рассказ вопросом:
— Как ты думаешь, муж и жена, которые работают на почте в Хартли, могли бы за деньги согласиться красть мою почту?
Джулия вздохнула:
— Мистер Уоткинс был бы шокирован таким предложением, но вот его жена Энни… — Джулия покачала головой. — У нее слабость к красивым мужчинам. Может, я ошибаюсь, но могу представить, что Берку удалось уговорить ее красть для него почту. Ты получала какие-нибудь письма, пока жила в Хартли?
— Почти ничего. Я была так занята хозяйством, что на переписку не оставалось времени. Но с учетом того, что отец — вся моя семья, и того, что мы постоянно переезжали с места на место, что делает переписку в принципе невозможной, отсутствие писем меня не удивляло.
— Отсутствие писем от отца ты восприняла как подтверждение заявления Берка о том, что твой отец убит. А отсутствие писем от нотариуса привело тебя всего лишь к заключению о том, что мистер Грейнджер — плохой нотариус.
— Именно так. — Мария вытерла о юбку влажные ладони. — Я постоянно говорю себе, что мой отец мертв, потому что в противном случае он давно бы вернулся в Хартли, но как можно запретить себе надеяться!
— То, что Берк непорядочный человек, не обязательно означает, что он солгал относительно смерти твоего отца, — тихо сказала Джулия.
Разумом Мария это понимала, но сердце упрямо отказывалось принимать очевидное.
Она спросила себя, следует ли ей поделиться с Джулией новостью о новой семье Адама, и решила, что может ей рассказать. Их воссоединение скоро станет достоянием общественности, так что будет лучше, если его друзья узнают об этом не из газет.
Когда Мария закончила рассказ о визите Стиллуэла и о том, как к Адаму вернулась память, Джулия покачала головой в изумлении.