Сомнительные ценности
Шрифт:
Катриона равнодушно опустила лилии головками вниз, как будто это была метелка для вытирания пыли, и безразлично-деловитым тоном ответила:
— Я понимаю. Что ж, спасибо. Если не возражаешь, я возьму цветы с собой в машину — я уже опаздываю на встречу.
— Означает ли это, что ты меня не простила? — жалобно спросил Андро, спускаясь вслед за ней по лестнице.
Катриона старалась вести себя так, как будто случайно встретила в супермаркете знакомого: «Здравствуйте-Как поживаете-Всего доброго-Извините, я спешу».
— Нет, это означает только, что я тороплюсь, — коротко бросила она.
— Ты должна понимать, что я виноват только отчасти, — продолжал Андро, с трудом поспевая за ней. — Ты тоже должна
— Да? Хотела бы я знать, как тебе удалось прийти к такому выводу? — поинтересовалась Катриона.
Они вышли на улицу и начали подниматься к арке, чтобы выйти на площадь перед замком.
— Очень просто: все произошло потому, что Скай так романтичен, а ты так красива. Я совсем не собирался заходить так далеко, но ничего не мог с собой поделать. — Андро попытался забежать вперед, чтобы она могла оценить хорошо отрепетированное выражение невольного восхищения на его лице. — Сама знаешь, что ты ходячее искушение, Катриона. Провокация на двух ногах.
Катриона остановилась. В течение тридцати шести часов ее отношение к Андро претерпело необратимые изменения. Однако она не была склонна во всем винить только его. Благодаря тому, что ей открылась правда про него, Катриона узнала кое-что новое и о себе, и это новое ее отнюдь не радовало.
— Ради Бога! — воскликнула она. — Только не надо морочить мне голову. — Она строго взглянула на Андро глазами, в которых вдруг заблестела сталь. — Даже с учетом Закона о равных возможностях я считаю твою ссылку на смягчающие обстоятельства абсолютно неправомерной. К стыду своему, должна признать, что тебе удалось провести меня насчет любви и нежных чувств, Андро Линдсей, или Гэлбрайт, или как там тебя еще зовут, но что касается секса, тут тебе меня не обмануть. Ты вовсе не был захвачен безудержным и неукротимым порывом страсти, нет, ты холодно и расчетливо выследил и соблазнил меня, чтобы наложить лапы на миллион фунтов Хэмиша Мелвилла. Кстати, я бы отнеслась к тебе с гораздо большим уважением, если бы ты пришел и чистосердечно в этом признался. Вместо этого ты ищешь оправдания, вроде того, что якобы не смог держать себя в руках. Однако я подозреваю, что ты умеешь контролировать свои эмоции, как никто другой, во всяком случае из тех, кого я знаю. И к сожалению, гораздо лучше, чем я! Ты можешь управлять ими, как хочешь, включать и выключать по своему желанию, как водопроводный кран, и мне остается только надеяться, что ты с блеском проявишь свое искусство в будущем фильме — единственном положительном итоге этого достойного сожаления эпизода!
Ее вспышка застигла Андро врасплох. Он увидел новую, незнакомую Катриону — напористую, гордую, решительную.
— Значит, ты не повернешься спиной к нашему проекту? — осторожно уточнил он.
Катриона снова зашагала вперед, небрежно опустив вниз букет, так что великолепные лилии едва не волочились по земле.
— Нет, не повернусь, ведь я уверена, что для Хэмиша это хороший способ вложения капитала. И ты вполне мог прямо и честно обратиться ко мне с этим деловым предложением, а не подсовывать вначале свое неотразимое тело. — Она сделала паузу. — Конечно, если быть до конца честной, я тоже не должна была с такой готовностью на него бросаться. Я даже не знаю, кто из нас выглядит хуже в моральном плане — соблазнитель или соблазненная.
Они дошли до того места, где стояла машина Катрионы. Девушка открыла дверцу и небрежно, как ненужную тряпку, швырнула цветы на заднее сиденье. Когда она села за руль, ей потребовалось несколько попыток, чтобы вставить ключ зажигания. Андро, облокотившись на приоткрытую дверцу, спросил:
— О’кей, теперь, когда ты высказалась, можно считать, что мы помирились?
Катрионе наконец удалось завести мотор.
— Я бы не рискнула называть это примирением, — вяло улыбнувшись,
«Веселые Клюшки» состояли из Элизабет, Фелисити и трех других спортивного вида дам различного возраста. Одна из них, Дженет, которую Катриона про себя сразу прозвала «Молодая мамаша», отличалась поистине атлетическим сложением, две другие, постарше, составляли неразлучную и неразличимую пару. Их звали Си и Фи (сокращенно от Селии и Фионы), и они непрерывно поддакивали друг другу и никогда не вступали в спор с остальными. Собственно говоря, они были настолько поглощены болтовней, что, если бы не Элизабет, которая то и дело подсказывала им, что они должны говорить и думать, комитет так никогда и не принял бы ни одного решения. Под ее мудрым и твердым руководством они быстро покончили с текущими делами: составили благодарственное письмо в местную газету, утвердили отчет, рассмотрели вопросы об организации школьных уроков плавания в одном из городских бассейнов, о чемпионате по ориентированию в Пентланде, об итогах юниорского первенства по лыжному спорту и о грандиозном спортивном празднике в Глазго. В разделе «Разное» Элизабет представила Катриону и ее идею о проведении крикетных матчей с участием знаменитостей, после чего сразу же было поставлено на голосование и единогласно принято решение включить Катриону в состав комитета.
— Если у вас есть несколько минут, Катриона, то оставайтесь. Мы вдвоем обсудим некоторые вопросы более подробно, — предложила Элизабет.
Катриона, которая рада была любому поводу, чтобы немного отвлечься, с готовностью согласилась, и после того, как Си, Фи, Дженет и Фелисити, угостившись чаем с гренками, отбыли восвояси, Катриона обнаружила себя сидящей в уютном кресле со стаканом крепчайшего джина с тоником в так называемой «берлоге» Элизабет — маленькой комнате, расположенной в задней части громадного каменного особняка.
— Я знаю, что большинство женщин, которые, подобно мне, остаются в одиночестве, предпочитают продавать фамильные особняки и покупать себе небольшие квартирки, но я не из их числа, — призналась вдова. — Мне нравится здесь, я одна, как последняя горошина в стручке. Вот устроила себе спальню в бывшей комнате для горничных над кухней, там уютно и тепло, и мне не нужно топить в основных комнатах, если только мои дочери не приезжают навестить меня со своими семействами. — Элизабет отхлебнула большой глоток джина и улыбнулась: — А у вас какое жилище?
— Маленькая квартирка с одной спальней, но зато из нее открывается великолепный вид на замок. Это ее главное достоинство, — пояснила Катриона.
— Значит, вы живете одна? — уточнила Элизабет.
— Да. Когда я работала в Пейсли, то мы с другими девушками снимали домик на троих, но, перейдя к «Стьюартсу», поняла, что могу позволить себе выбрать жилье по своему вкусу.
— И вы не чувствуете себя одиноко? Вам не хотелось бы жить с приятелем или с кем-нибудь еще?
— Нет. Я никогда не встречала мужчину, с которым бы мне хотелось жить. Слишком хлопотно, как говорит моя мать, — усмехнулась Катриона, на всякий случай пряча глаза от Элизабет.
Та шумно втянула воздух:
— Да! Хорошего человека найти нелегко. Уж это мне известно — сама я смогла найти только одного.
Катриона сочувственно улыбнулась.
— Вашего мужа?
— Моего последнего мужа, — поправила ее Элизабет. — Старый дурень! Он слишком быстро меня покинул.
— Простите, но я хотела бы задать вам тот же вопрос, что и вы мне, — мягко начала Катриона. — Чувствуете ли вы себя одинокой?
— Чертовски, смертельно одинокой. Но я учусь с этим жить. Я готова поверить, что не каждая женщина нуждается в том, чтобы в ее доме был мужчина, но я до сих пор в этом нуждаюсь и подозреваю, что и вы относитесь к тому же племени.