Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни
Шрифт:
В наших краях считалось, что вольный, убегающий гулять в одиночку ребенок должен быть достаточно смелым. Если гуляешь, где вздумается, можно наткнуться на дикую собаку или злого человека. Не сможешь отразить нападение — не сможешь свободно бродить по округе. Вольный мальчик должен носить с собой маленький нож и заткнутую за пояс заостренную бамбуковую палку. Когда идешь смотреть кукольный спектакль, нужно быть готовым к драке. Если ты настолько смел, что ходишь всюду в одиночку, всегда найдется тот, кто вызовет тебя на бой. Когда окруживших тебя хулиганов оказывалось слишком много, ты мог выбрать одного, примерно равного тебе по силе, и бросить ему вызов:
«Хочешь драки? Подходи! Я с тобой разберусь!»
Выходил только этот мальчишка. Если он сбивал
Если же ты трус, то куда бы ты ни пошел, даже не один, а в компании друзей, тебя непременно вызовут на бой, который ты точно проиграешь, а если откажешься, над тобой будут смеяться и враги, и друзья — себе дороже выйдет.
Смелость я унаследовал от отца. Хоть я и был мал, я бесстрашно ходил повсюду. Когда меня окружали и драка была неизбежна, я выбирал мальчика примерно моего роста и почти всегда побеждал, мне помогали ловкость и смекалка. Если удача отворачивалась и меня сбивали с ног, выручал испытанный трюк — извернуться, взобраться на противника верхом и прижать его к земле. Однажды я потерпел поражение не от мальчика, а от злой собаки, которая повалила меня на землю и укусила за руку. Я никого не боялся. Несколько раз я менял частные школы и везде находил одноклассников, вместе с которыми прогуливал занятия, и товарищей у меня было больше, чем я мог сосчитать, поэтому мне не часто приходилось драться. Но после того, как меня повалила собака, я стал бояться собак.
У взрослых в этих краях уличная драка на ножах или палках была обычным делом. Когда она начиналась, матери, чьи дети играли на улице, предупреждали их: «Держитесь подальше, озорники! Не подходите близко!» Хотя в драках солдаты нередко убивали друг друга, коварные убийства из-за угла не одобрялись. Среди искусных в открытых поединках бойцов были и военные — младшие члены «Общества Старших братьев» [180] . Это были свободно мыслящие, великодушные, скромные и отзывчивые, обладавшие чувством долга и сыновьей почтительности люди, которые мстили за своих друзей. Но такие военные были сформированы своим временем, и после образования республики они постепенно исчезли. Хотя некоторые молодые армейские офицеры еще сохранили остатки прежнего духа, свободу и легкость, отличавшие их предшественников, стала все больше ограничивать армейская дисциплина.
180
Тайное антиманьчжурское общество, возникшее в Китае в конце XVII в.
У меня было трое дядьев по отцовской линии, которые жили в деревне примерно в сорока ли к югу от города. Место называлось форт Хуанлочжай, жили в тех местах отважные люди и дикие звери. Моего отца, когда ему было три года, там чуть не утащил тигр. Мне было года четыре, когда в первый же день, едва приехав в деревню, я увидел, как четверо сельских жителей несут в город убитого тигра. Это произвело на меня неизгладимое впечатление.
Еще у меня был старший двоюродный брат по материнской линии, он жил в десяти ли к северу от города, на заставе под названием Чанниншао. Примерно в десяти ли оттуда находились мяоские деревни. У брата было румяное лицо, он служил в форте. Когда мне было четыре года, он взял меня туда на три дня, и спустя двадцать лет я все еще помню звуки барабанов и рожков, раздававшиеся на рассвете в этом маленьком форте. Этот мой двоюродный брат имел некоторое влияние на людей из деревень мяо, если бы он послал за ними, они пришли бы на его зов. Каждый раз, когда он приезжал в город, он привозил мне боевого петуха или какой-нибудь другой подарок. Он так рассказывал истории о мяо, что я никогда не хотел его отпускать. Мне он очень нравился, он был интереснее, чем дядья из деревни.
1934
ОДИН УРОК СИНЬХАЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Как-то раз из деревни снова пришел мой старший двоюродный брат, встреча с ним меня очень обрадовала. Я расспрашивал его о водоподъемных колесах, о мельницах — обо всех деревенских вещах, какие только знал. Но почему-то в этот раз он совершенно не обращал на меня внимания, был неласков. Целый день он покупал белые повязки, купил так много, что не сосчитать, да еще попросил моего четвертого дядю купить столько же. В нашем доме он сложил два тюка белых повязок и сказал, что этого мало. А еще они с моим отцом все время что-то обсуждали, и, хотя я все слышал, мне было непонятно, о чем идет речь. Среди прочего они решили отправить моих братьев, старшего и младшего, вместе с няней по имени А-я в мяоскую деревню, а двух старших сестер спрятать в горных пещерах неподалеку от места, где жил двоюродный брат. Отец сразу начал осуществлять этот план, мать, по-видимому, тоже согласилась, что это удобно и безопасно. В тот же день четверо детей покинули дом, отправившись в путь вместе с двоюродным братом. Уходя, он взвалил на плечи коромысло с двумя тюками белых повязок, и я предположил, что он собирается открыть лавку, поэтому их нужно так много.
Когда двоюродный брат и все, кто шел с ним, тронулись в путь, отец спросил его:
— Завтра ночью придешь?
Тот ответил:
— Не приду, как мне все успеть? У меня еще слишком много дел!
Я полагал, что одно из его многих дел — принести мне разноцветного петуха, он давно обещал. Я вмешался:
— Приходи, только не забудь принести, что обещал!
Когда мои старшие сестры, старший и младший братья вместе с няней, мяо по национальности, собирались отправиться в деревню, отец спросил меня:
— Ты как? Пойдешь с А-я или останешься со мной в городе?
— А где будет веселее? — Я лишь имел в виду, что хочу туда, где будет интереснее.
— Не говори так! Я понимаю, ты хочешь повеселиться в городе. Тогда можешь остаться.
Я очень обрадовался, что остаюсь с отцом в городе. Ясно помню, как вечером следующего дня мой дядя, младший брат отца, с красным от напряжения лицом при свете лампы точил ножи — это было весьма занятно. Я бегал то в кладовую, смотреть, как дядя точит ножи, то в кабинет — там отец чистил ружья. Из дома ушло немало людей, он вдруг стал казаться намного просторнее. Вообще, я не был храбрецом, но в тот день мне было совсем не страшно. Я не понимал, что именно должно случиться, но чувствовал, что в скором времени произойдет какое-то важное событие. Я ходил по всему дому, крутился возле отца и слушал разговоры; лица у всех были не такие спокойные, как обычно, каждый говорил, с трудом подбирая слова. Несколько человек, проверяя огнестрельное оружие, обменивались загадочными улыбками, я тоже улыбался вместе с ними.
Днем они работали, а вечером, при свете ламп, что-то обсуждали. Долговязый четвертый дядя то выбегал на улицу, то возвращался и что-то тихо рассказывал, я притворился, что не обращаю внимания, и стал считать, сколько раз он выходил из дома. В тот день он выбегал девять раз, и в последний раз я пошел за ним в галерею.
— Дядя, что это? Вы готовитесь сражаться?
— Цыц, малец, не спишь еще? Оглянуться не успеешь, как тебя кошки съедят!
Одна из служанок тотчас утащила меня в верхнюю комнату, где, положив голову на колени матери, я уснул.
Что происходило ночью в городе и за городом, я не знаю. Проснувшись как обычно, я увидел только, что лица у взрослых были белее снега и они что-то тихо обсуждали. Меня спрашивали, слышал ли я что-нибудь прошлой ночью, я отрицательно качал головой. Людей в доме стало меньше, я подсчитал; дядьев не было, из мужчин остался только мой отец. Склонив голову, он молча сидел в своем кресле с резной спинкой. Я вспомнил про оружие и спросил:
— Папа, папа, так ты сражался?
— Малыш, молчи! Ночью мы потерпели поражение! Всех наших уничтожили, погибло несколько тысяч человек!