Сон с четверга на пятницу
Шрифт:
Часом раньше начальник охраны Гуськов вошел в кабинет к доктору Макарскому и, приставив руку к голове, ернически произнес:
– Господин дохтур, дозвольте доложить: мои ребята взяли след Корсака. Скоро проблема будет решена.
Доктор поднял на Гуськова мутный взгляд. В правой руке он сжимал бокал с остатками коньяка. Начальник охраны опустил руку и произнес насмешливо, с тенью плохо скрываемого презрения:
– Э, ваше блахородие, да вы, я вижу, нахлестались.
– Не ваше дело, –
– Хотел сказать, что насчет Новицкой я тоже все уладил. Дамочка-писательница теперь в другой палате. И у нее есть соседка.
Доктор едва заметно вздрогнул, посмотрел на Гуськова в упор и хрипло спросил:
– Кто?
– Гизельс, – ответил Гуськов. – Ваша любимица.
Макарский побледнел.
– Гизельс, – глухо повторил он.
И больше не нашелся что сказать. Лишь закрыл рот и облизнул внезапно пересохшие губы кончиком языка.
Гуськов усмехнулся.
– Не волнуйтесь, Андрей Сергеевич. Все произойдет быстро. Вас никто ни в чем не обвинит.
Макарский несколько секунд сидел неподвижно, как громом пораженный, затем поднял руку с бокалом ко рту, допил остатки коньяка, поставил бокал на место и пробормотал с болью, горечью и отчаянием в голосе:
– Боже, что мы делаем?
– То, что должны, – спокойно сказал Гуськов. – Либо она, либо мы. Вы же это понимаете?
Доктор тяжело вздохнул. Посмотрел на начальника охраны снизу вверх и тихо спросил:
– И что мы теперь предпримем?
– Подождем до утра, – ответил тот. – Да, и насчет коньячка – умерьте пыл. Завтра у нас будет тяжелый день. Выпейте еще чуть-чуть и езжайте домой. – Гуськов слегка прищурился. – Составить вам компанию?
– Нет, – хрипло сказал доктор.
– Уверены?
Макарский поднял на него взгляд и с ненавистью произнес:
– Убирайтесь вон.
Гуськов засмеялся и вышел из кабинета. Оставшись один, доктор прикрыл глаза.
– Гизельс… – прошептал он. – Боже мой… Боже мой…
Дарья Гизельс считалась самым опасным пациентом клиники. В юности она три раза пыталась поступить в медицинский институт, но все три раза безуспешно. После третьей неудачной попытки Дарья Гизельс устроилась лаборантом в анатомичку, но проработала там всего год. Трупы быстро ей наскучили.
Семь лет назад Дарья Гизельс, тогда еще двадцатитрехлетняя девушка, поехала со своими родными на дачу. Ночью она связала своих домочадцев – мать, отца и двух младших сестер – и принялась резать их скальпелем. Наносила раны, а затем зашивала эти раны грубой ниткой. И так почти три дня.
Замучив родных до смерти, Гизельс сожгла дачный домик и скрылась в неизвестном направлении. Поймали ее только через полтора года. За это время Дарья Гизельс замучила до смерти и сожгла еще девять человек, в основном – бездомных женщин. На суде гражданку Гизельс признали невменяемой и направили на принудительное лечение, которое длилось до
Макарский отлично помнил свой первый разговор с этой страшной пациенткой.
– Дарья, зачем ты истязала людей?
– Я их лечила.
– От чего?
– От болезни.
– От какой болезни?
– Наша жизнь – болезнь. Разе не так?
– Допустим. Но почему ты их истязала? Почему просто не лишала жизни?
– Потому что, прежде чем человек выздоровеет, он должен пройти через муки лечения. Вы доктор, и должны это знать.
– А почему сжигала тела?
– Зачем сжигала? Хм… Вы ведь сжигаете одежду после заразного больного?
Доктор поморщился от неприятного воспоминания. Потом открыл ящик стола и достал оттуда бутылку с недопитым коньяком.
3
– Не шевелись и не кричи, если не хочешь, чтобы я свернула тебе шею, – тихо и хрипло проговорила незнакомка.
Настя затихла, с ужасом глядя на широкое лицо женщины. Та наклонилась и, чуть прикрыв глаза, втянула ноздрями запах Насти.
– Пахнешь хорошо, – сказала она. – Ни мочи, ни дерьма. Как ты сюда попала?
– У меня в палате… санобработка, – ни жива ни мертва от страха, ответила Настя. Сглотнула слюну и добавила: – Я здесь пробуду до утра.
– Странно, – проговорила незнакомка задумчиво.
– Почему? – тихо пролепетала Настя.
– Потому что ко мне никого не селят. Ты знаешь, кто я?
Настя едва заметно качнула головой:
– Нет. Я… хотела познакомиться. Но вы спали.
– Меня зовут Дарья.
– А меня Настя.
Гизельс коснулась пальцами щеки Насти. Та вздрогнула и вся сжалась, боясь пошевелиться. Дарья усмехнулась.
– Ты боишься смерти?
– Нет, – ответила Настя.
– Я тебе не верю. Все боятся смерти.
– Но я не боюсь.
Некоторое время женщина с интересом ее разглядывала. А затем спросила:
– Почему?
– Потому что смерти нет, – ответила Настя.
Дарья посмотрела ей в глаза и спокойно уточнила:
– Ты сектантка?
– Нет, – сказала Настя.
– Значит, верующая? В церковь ходишь?
– Нет.
На широком лице женщины отобразилось недоумение.
– Тогда с чего ты взяла, что смерти нет?
– Потому что, когда мы умираем здесь, в этом мире, мы все равно продолжаем жить. Только не здесь.
– А где?
– В другом мире. – Настя слабо, чуть заметно улыбнулась. – Там, где все можно исправить.
Некоторое время Дарья Гизельс пребывала в задумчивости. Потом недоверчиво уточнила:
– Значит, есть мир, где я не сижу в психушке?
– Должен быть, – ответила Настя.
– И где мои родители живы?
– Наверное.
Дарья гортанно, хрипло выдохнула.
– Я не убью тебя, – сказала она. – Хотя мне очень хочется. Знаешь, почему?