Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.

Цао Сюэцинь

Слушая стихи, все дружно выражали свое восхищение и обменивались мнениями. Ли Вань сказала:

— Позвольте мне рассудить по справедливости. Каждое стихотворение по-своему хорошо. Но первое место я присуждаю стихотворению «Воспеваю хризантему», второе — «Вопрошаю хризантему», третье — «Сон о хризантеме». Темы для стихов были не традиционные, и лучше всех с ними справилась Фея реки Сяосян — ее стихотворение отличается новизной и свежестью мысли. Остальные стихи можно расположить в следующем порядке: «Прикалываю к волосам хризантему», «Любуюсь хризантемой», «Застолье с хризантемами» и, наконец, «Вспоминаю хризантему».

— Правильно, верно! — воскликнул Баоюй, захлопав в ладоши. — Совершенно справедливо!

— Но в моих стихах недостает изящества, — возразила Дайюй.

— Все равно они хороши, — заметила Ли Вань, — без нагромождений и шероховатостей.

— А

по-моему, стихотворение, в котором есть строка «Припомнилась мне та прогулка в вечерний, предзакатный час», — самое хорошее, — настаивала Дайюй. — Эта строка своего рода фон всей картины. Прекрасны также строки: «Мне не до книг, я их отброшу — лишь суета мирская в них. Я вижу только эти ветки со всей осенней их красой». В них все сказано о хризантеме на столе. Автор мысленно возвращается к тому времени, когда хризантема еще не была сорвана. В этом заключен глубокий смысл!

— А строка из твоего стихотворения «А потом, аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу» — выше всякой похвалы! — воскликнула Ли Вань.

— Да, на сей раз Царевна Душистых трав проиграла, — заметила Таньчунь. — Такие строки, как «За оградою пусто, старый сад наш дряхлеет…» и «А мечта, как и прежде, неизменна, светла», звучат красиво, но никаких чувств не вызывают.

— А у тебя строки «На волосах роса трех троп садовых, а на висках — приятный холодок» и «Когда б цветком украсили дерюгу, дерюга стала б как осенний шелк» тоже не раскрывают темы «Прикалываю к волосам хризантему», — улыбнулась Баочай.

— «Скажи, — я услышала, — кто затаенно, сей мир презирая, растет?» и «Кто, как и другие цветы, раскрываясь, все медлит, все ищет и ждет?» — добавила Сянъюнь, — это вопросы, на которые можно не отвечать, так как все ясно без слов.

— Но в строках «На колени ладонь опускаю» и «Не покрыв головы, я мечтаю» выражена тоска от предчувствия разлуки с хризантемой, — улыбнулась Ли Вань. — Знай об этом хризантема, она ужаснулась бы твоей назойливости!

Все рассмеялись.

— А я опять провалился! — с улыбкой произнес Баоюй. — Неужели мои выражения «В чьем доме всходы породило семя?», «Ищу, ищу: где он, цветок осенний?», «Ушел я бодрым шагом далеко» и «И все ж не отразило пылких чувств холодное мое стихотворенье» совершенно не относятся к слову «ищу»? Неужели слова «Вчерашней ночью совсем нежданно дождь припустил вдруг и жизнь им дал» и «Сегодня утром — еще был иней» ничего не напоминают о слове «сажаю»? Можно досадовать лишь на то, что их нельзя сравнить с такими выражениями, как «Аромат своих слов не тая, я послушать луну попрошу», «Холод чист и душист. Я читаю стихи. На колени ладонь опускаю», «На висках… холодок», «Когда б цветком украсили дерюгу…». Но ничего, — добавил он, — завтра я ничем не занят и сочиню заново все двенадцать стихотворений.

— Твои стихи не так уж плохи, — поспешила его успокоить Ли Вань, — в них только мало новизны и оригинальности.

Обменявшись впечатлениями, все захотели еще крабов и сели за стол.

— Вот я держу в руке клешню краба и любуюсь коричными цветами, — сказал Баоюй, поднявшись с места. — Это тоже тема для стихов. И я уже сочинил одно. Кто еще хочет?

Он вымыл руки, взял кисть и записал:

Я взял клешню и беспредельно рад Сидеть в густой тени дерев коричных, Налил я уксус и теперь толку Имбирь в порыве страсти необычной… Как внук царька — прожорлив, и к тому ж Вином еду я запивать желаю, Как самодур-чиновник, я к еде Пристрастье постоянное питаю! Набит живот, — как будто коркой льда Покрылся он, а я в самозабвенье, И пропитались жижею мясной Все пальцы — бесполезно омовенье! Чего стыдиться? В мире нет таких, Кто б к насыщению не устремлялся, И даже Су Дунпо — святой поэт [279] — Быть лакомкой великим не стеснялся!

279

И даже Су Дунпо — святой поэт… — Су Дунпо (Су

с Восточного склона) — псевдоним Су Ши, великого поэта эпохи Сун (XI в.).

— Таких стихов можно сочинить хоть целую сотню! — засмеялась Дайюй.

— Просто у тебя способностей не хватает, вот ты и выискиваешь недостатки у других, вместо того чтобы самой взять да сочинить! — с улыбкой заметил Баоюй.

Дайюй ничего не ответила, запрокинула голову, тихо продекламировала сочиненное стихотворение, схватила кисть и записала:

Внушительны на вид и после смерти У краба копья и стальные латы, Горою возлежат на блюдах яства, Любой отведать их скорее рад. Под панцирем нефритовое мясо — Оно на блюдах выглядит богато, Жирок за твердой коркой красноватый — Что ни кусочек — свежесть! аромат! Пусть много мяса, — я предпочитаю Клешней восьмерку — сочных и отменных, Но кто меня уговорить сумел бы Всю тысячу бокалов выпить враз? Как праздничны передо мною яства! Я ими угощусь самозабвенно. Чист ветер. В белом инее коричник. Не оторву от хризантемы глаз!

Баоюй прочел и выразил свое восхищение, но Дайюй изорвала листок со стихотворением и приказала служанкам сжечь, сказав:

— Мои стихи хуже твоих, пусть их бросят в огонь. А стихотворение о крабе ты сохрани, оно лучше стихов о хризантеме!

— Я тоже сочинила стихотворение, — сказала Баочай. — Не знаю только, хорошо ли получилось. Запишу шутки ради.

Утуны тенисты, коричник ветвист. Вино там отменное пьют. В Чанъани лишь вспомнят, что скоро Чунъян, — И слюнки заране текут… Как много дорог пред глазами! Увы, Нет стройности в них никакой! От черного желтое не отделить, И осень смешалась с весной!

Последние строки вызвали восхищенные возгласы:

— Прекрасно! Замечательно!

— Ловко же она нас поддела! — вскричал Баоюй. — Пожалуй, и мои стихи надо сжечь!

Стали читать дальше:

Добавь хризантему к вину, Коль привкус у пищи дурной. А приторна — так положи Имбирь — он чуть-чуть горьковат. Пусть падают крабы в котел. Смысл этого действа какой? Над берегом в небе луна. У проса душист аромат.

— Вот это настоящий гимн крабам, — заявили все дружно, дочитав до конца. — Оказывается, даже незначительной теме можно придать глубокий смысл! Только некоторые строки довольно едкие и кое-кого задевают.

В это время в саду появилась Пинъэр. Если хотите узнать, зачем она пришла, прочтите следующую главу.

Глава тридцать девятая

У деревенской старухи глупые речи льются рекой;

впечатлительный юноша пытается докопаться до правды

Едва Пинъэр появилась, как ее забросали вопросами:

— Что делает твоя госпожа? Почему не вернулась?

— Времени у нее нет, — улыбаясь, сказала Пинъэр. — Она даже поесть не успела! И вот послала меня спросить, есть ли у вас еще крабы.

— Разумеется, есть, сколько угодно, — ответила Сянъюнь и приказала служанкам положить в короб десяток самых крупных крабов.

— Жирных кладите, с круглым брюшком, — сказала Пинъэр.

Сесть к столу она отказалась.

— Приказываю тебе — садись! — глядя в упор на служанку, сказала Ли Вань.