Сон в красном тереме. Том 1

Цао Сюэцинь

– Вы только поглядите на эту паршивку! – снова вспыхнула Цин-вэнь. – Никогда не явится сразу, ждет особого приглашения! Зато когда раздают деньги или фрукты, она тут как тут! Ну-ка, подойди поближе! Или я тигр, съем тебя?

Чжуй-эр нерешительно приблизилась. Невзирая на холод, Цин-вэнь сбросила с себя одеяло, схватила Чжуй-эр за руку и подхватив лежавшую возле подушки тонкую ухочистку, ткнула ею в руку девочки.

– Ну на что годны твои грабли! – закричала она. – Иголку держать не умеешь, нитку – тоже, только и знаешь, что воровать съестное да обжираться! Такую тупицу, неряху и сплетницу, как ты, лучше всего вообще заколоть!

Чжуй-эр вскрикнула от боли, и Шэ-юэ поспешила оттащить ее в сторону. Затем она снова уложила Цин-вэнь и укоризненно

произнесла:

– Ведь ты же только что пропотела! Неужели сама хочешь своей смерти? Разве ты не успеешь поколотить ее, когда поправишься? Зачем подымать скандал сейчас?

Однако Цин-вэнь не унималась. Она велела позвать мамку Сун и сказала ей:

– Второй господин Бао-юй велел передать вам, что Чжуй-эр очень ленива и, когда он посылает ее с поручениями, она всегда препирается и не двигается с места, и даже если Си-жэнь что-нибудь ей приказывает, она тайком ругается. Надо выгнать ее сегодня же, а завтра второй господин Бао-юй доложит об этом своей матушке.

Мамка Сун при первых же словах Цин-вэнь догадалась, что дело с браслетом раскрылось, и поэтому сказала:

– Это, конечно, так, но давайте лучше подождем возвращения барышни Хуа Си-жэнь, расскажем ей обо всем, а потом можно будет девочку выгнать.

– Второй господин Бао-юй строго-настрого приказал мне сделать это сейчас же! – закричала Цин-вэнь. – Какие могут быть «барышни Хуа» или «барышни Цао»? [162] Мы знаем что делаем. Так что слушай, что тебе говорят: сейчас же позови кого-нибудь из ее родных, и пусть они заберут ее отсюда!

162

Здесь игра слов: «хуа» – цветок противопоставляется «цао» – траве.

– Не волнуйся! – поддержала ее Шэ-юэ. – Все равно Чжуй-эр выгонят. Но чем раньше ее уберут, тем чище будет здесь!

Мамке Сун ничего не оставалось, как передать матери Чжуй-эр, чтобы та пришла за дочерью.

Мать Чжуй-эр тотчас же явилась и с укором сказала Цин-вэнь:

– И зачем вы так поступаете, барышня? Если она нехороша, поучите ее, но не надо выгонять. Оставьте ее хотя бы из уважения к нам!

– Говорите с Бао-юем, меня это не касается, – оборвала ее Цин-вэнь.

– Разве у меня хватит смелости разговаривать с ним? – усмехнулась женщина. – Ведь он всегда делает так, как вы ему подскажете! Даже если он согласится оставить мою дочь, а вы станете возражать, все окажется бесполезным! Вот, к примеру, вы в разговоре со мной прямо назвали второго господина по имени! Вы можете так называть его, а если бы это сделала я, все сочли бы это за грубость!

При этих словах Цин-вэнь побагровела от ярости и закричала:

– Да, я назвала его по имени! Иди пожалуйся на меня старой госпоже, скажи, что я грубиянка и меня надо выгнать!..

– Тетушка, вы все же заберите свою дочку, – посоветовала Шэ-юэ, пытаясь утихомирить их. – Если вы что-нибудь хотите сказать, можно будет поговорить потом. Разве здесь подходящее место для споров? Неужели вы когда-нибудь видели, чтобы кто-либо спорил с нами? На это лишь иногда отваживаются жена господина Лай Да и жена господина Линь Чжи-сяо, да и то осторожно. Пусть она назвала второго господина по имени, но вы же знаете, что это нам приказала старая госпожа и мы его называем так с самого детства. Старая госпожа опасалась, что у ее внука будет тяжелая жизнь, поэтому она велела написать на бумажках его имя и расклеить эти бумажки повсюду, чтобы все его повторяли, надеясь, что после этого внука будет легче вырастить. Даже водоносы и золотари называют его по имени! А разве мы хуже их?! Вот вчера супруга господина Линь Чжи-сяо назвала Бао-юя господином – так старая госпожа сделала ей выговор!.. Это во-первых. И, кроме того, неужели мы, докладывая о Бао-юе его бабушке и матери, всякий раз называем его господином, а не по имени? Да мы ежедневно раз двести произносим «Бао-юй!» И вы еще, тетушка, вздумали нас запугивать! Как-нибудь

приходите и послушайте, как называем мы его в присутствии бабушки и матушки, и вам все станет ясно. Вся беда в том, что вы находитесь далеко от старой госпожи и она не дает вам никаких серьезных поручений. Вы все время только дежурите у третьих ворот, и поэтому неудивительно, что не знаете правил, существующих у нас в доме! Да и вообще, в таком месте, как это, вам долго находиться не полагается! Если вы еще немного здесь задержитесь, нам не придется с вами разговаривать, придут люди и спросят с вас за нарушение порядка. Лучше забирайте скорее свою дочь, а потом можете поговорить с супругой господина Линь Чжи-сяо, пусть она попробует убедить второго господина Бао-юя взять Чжуй-эр обратно. Здесь у нас людей живет много, и если каждый будет бегать сюда, у нас не хватит времени даже спрашивать фамилии.

С этими словами она позвала девочку-служанку, велела ей принести мокрую тряпку и вытереть пол в том месте, где стояла мать Чжуй-эр. Мать Чжуй-эр ничего не могла ответить Шэ-юэ, а задерживаться здесь она больше не осмелилась, поэтому, сдержав свое возмущение, она ушла, уводя с собой дочь.

– Вот теперь и я поняла, что ты не знаешь правил приличия! – останавливая ее, сказала мамка Сун. – Твоя дочка служила в комнатах господина вместе с другими, и тебе должно быть известно, что перед уходом она должна поклониться своим бывшим товаркам! Подарков подносить не требуется, да им это и не в диковинку, но долг вежливости все же выполнить нужно! Как так: только тебе сказали уходить, и ты ушла?

Услышав это, Чжуй-эр вынуждена была вернуться. Она поклонилась Цин-вэнь и Шэ-юэ, а затем попрощалась с Цю-вэнь и остальными служанками. Но те даже не посмотрели в ее сторону. Мать Чжуй-эр видела все это, однако не смела возмущаться вслух и ушла, скрывая свое недовольство.

Что же касается Цин-вэнь, то после вспышки гнева она почувствовала себя еще хуже, металась в жару до самого вечера и успокоилась, лишь когда наступило время зажигать лампы. Но тут возвратился Бао-юй, который был чем-то расстроен и все время охал и вздыхал.

Шэ-юэ стала расспрашивать, что случилось.

– Сегодня утром бабушка с таким великодушием подарила мне плащ, а я по неосторожности прожег его сзади! – признался Бао-юй. – Хорошо еще, что темно и бабушка с матушкой не заметили!

Он снял плащ и отдал его Шэ-юэ. Та внимательно осмотрела его и обнаружила дырку, в которую свободно проходил палец.

– Это, наверно, от грелки для рук! – выразила предположение она. – Но ничего, отнесем плащ портному, и он заштопает.

С этими словами она завязала плащ в узел и велела одной из мамок отнести портному.

– Пусть сделает до утра, – наказывала она, – но смотри, чтобы старая госпожа и госпожа не узнали.

Женщина ушла, однако спустя долгое время она возвратилась с плащом и сказала:

– Я была у ткачей, у портных, у вышивальщиц и кружевниц, но никто из них не знает, что это за ткань, и поэтому не решается взять плащ в починку.

– Что же делать?! – встревожилась Шэ-юэ. – Придется завтра плащ не надевать.

– Скоро первый день Нового года, и бабушка с матушкой велели мне на праздник надеть этот плащ! – в отчаянии проговорил Бао-юй. – А я, как назло, не успел надеть – и уже прожег! Как тут не расстраиваться?

Цин-вэнь долго слушала, но в конце концов не вытерпела, повернулась в сторону Бао-юя и сказала:

– Дайте мне посмотреть! Если я ничего не смогу сделать, значит конец!

Бао-юй передал плащ Цин-вэнь. Она придвинула лампу, внимательно осмотрела прожженное место и проговорила:

– Это золотая нить из павлиньего пуха. Найдем точно такие же нити и заштопаем дыру так, что будет совершенно незаметно.

– Нитки из павлиньего пуха у нас есть, но кто, кроме тебя, может заштопать? – улыбнулась Шэ-юэ.