Сон в Нефритовом павильоне
Шрифт:
Ян говорил пылко, но почтительно. Лу Цзюнь от злости чуть не поперхнулся словами возражения, но так и не смог их выговорить. Негодяя трясло, холодный пот струился у него по спине. А император, выслушав князя, улыбнулся.
— Если уж увещевать государя, то это надо делать именно так! Вы, князь, сказали золотые слова. Но что поделать: Дун Хун в самом деле нам полюбился, и мы выдали ему свидетельство об успешной сдаче экзамена, не отбирать же теперь у него эту бумагу! Что касается Су Юй-цина, то мы прощаем его и повелеваем восстановить в должности.
Когда придворные разошлись, император подозвал князя, предложил сесть и с улыбкой сказал:
— Мы имеем слабость судить о людях по их внешности. Дун Хун — красивый юноша, вдобавок выходец из знатной семьи, вот мы и пожалели
Князь почтительно сложил ладони со словами:
— Помилуйте, ваше величество, могу ли я не любить человека, которого вы обласкали? Меня тревожит другое: не опасно ли судить о человеке только по внешности, отличать его за хорошую игру на цитре и жаловать должностью, не узнав его сути? Не пришлось бы потом раскаиваться в поспешности.
— Нам показалось, что у Дун Хуна светлая голова, — возразил император.
Князь отбыл к себе и дома рассказал о случившемся, закончив словами:
— Я еще не видел этого Дун Хуна, но уже испытываю к нему неприязнь, — подозрительно, что за него горой стоит Лу Цзюнь.
Тут вошел слуга и доложил, что Дун Хун ожидает приема у дверей дома. Ян велел проводить гостя в свою опочивальню. Тот держался очень почтительно. Князь внимательно оглядел юношу — красивое лицо с персиковым румянцем, брови вразлет, вишневые губы — и спрашивает:
— Сколько же тебе лет?
— Девятнадцать.
— Государь был милостив к тебе и, не скупясь, наградил. Чем ты собираешься благодарить императора за щедроты?
Дун Хун поднял глаза, пристально посмотрел на Яна и говорит:
— Я человек неученый, хотел бы услышать ваш совет.
— Ну что я могу посоветовать, — улыбнулся Ян. — Самое главное, пожалуй, — не зазнаваться.
Юноша промолчал, а князь продолжил:
— Поясню, чтобы ты лучше понял: если дитя растет непочтительным к своим родителям, то из него вырастает непочтительный подданный. Даже при наличии талантов такой подданный может плохо кончить.
Дун Хун покраснел, но опять промолчал. В доме у Лу Цзюня он сказал:
— Князь — очень не простой человек: каждое слово его нагоняет такого страху, что до сих пор на спине у меня пот не просох.
И он передал содержание своего разговора с Яном.
— Не исчислить верных подданных. Преданнейшими из преданных были Цюй Юань в государстве Чу и У Цзы-сюй [251] в государстве У, но и их кости сгнили в брюхе рыбы, а души их стали голодными духами речных вод. Такая судьба ждет всех ученых дураков, — холодно проговорил Лу Цзюнь и простился с Дун Хуном.
251
У Цзы-сюй (VI–V вв. до н. э.) — государственный деятель, помог царству У победить свое родное царство Чу (ван которого убил отца и брага У Цзы-сюя). Однако позднее царь У перестал слушать его советы и, поверив клевете, казнил У Цзы-сюя.
Видя, что император благоволит к Дун Хуну, вельможа порешил сделать его мужем своей сестры. На другой день он пригласил к себе Дуна и говорит:
— С таким красивым лицом, как у тебя, можно было бы добиться при дворе многого, но тебе мешает бедность. Есть у меня сестра — красотой не многим уступит. Бери ее в жены, породнишься со мной, избавишься от нищеты, с моей помощью — я ведь в чинах, человек влиятельный — далеко пойдешь.
Дун Хун не посмел отказаться и поблагодарил за высокую честь.
Довольный Лу Цзюнь улыбнулся.
— Нынче ведь смотрят первым делом на лицо, а не на родословную. Если ты красив, можешь выбиться в люди, если уродлив, никакая знатность не поможет, так и будешь прозябать в бедности да безвестности.
Он тут же определил счастливый для бракосочетания день. Узнав о намеченной свадьбе, император прислал в подарок Дуну сто штук шелка и пожаловал его званием Первого музыканта Красного дворца. Почти все придворные присутствовали на пиру в доме Лу Цзюня. Не приехали только Яньский князь, сановный Инь, имперский ревизор Су Юй-цин,
Итак, по прошествии нескольких лун был выстроен дом для Дун Хуна, как повелел император. Дун Хун разместил в доме свою немолодую жену. Он ежедневно бывал теперь во дворце, любовь государя к музыканту росла день ото дня. Дун Хун вел себя осторожно: свои поступки соразмерял с желаниями императора, не говорил лишнего, носил всегда скромное платье, как Дэн Тун, [252] приближенный ханьского государя Вэнь-ди. [253] Однажды Сын Неба устроил для приближенных ночной пир. Слева и справа от Дун Хуна сверкали, как звезды, придворные красавицы, но юноша ни разу даже не поднял на них глаза. Видя это, придворные начали, переглядываясь, шептаться: «Музыкант Дун Хун — женщина среди мужчин!» Но государя восхитила скромность любимца, и он щедро одарил Дуна. Тот же раздавал получаемые дары нищим, которые стекались к его дому со всех концов страны и в благодарность за милостыню рассказывали всем о его щедрости. Музыкант по ночам приходил к императору с самыми свежими вестями, текли нескончаемые беседы — ни дать ни взять отца сыном. Дун Хун сообщал государю то, о чем придворные узнавали гораздо позднее. Сын Неба ценил музыканта, полностью доверял ему и даже обсуждал с ним новые назначения на должности. К дому Дун Хуна с утра вереницей подъезжали теперь экипажи: многие министры и знатные вельможи считали честью для себя побывать в гостях у него.
252
Дэн Тун (II в. до н. э.) — ханьский сановник. Получив от императора Вэнь-ди разрешение чеканить собственную монету, приобрел несметные богатства, но одевался подчеркнуто бедно.
253
Вэнь-ди — император династии Хань, правил в 179–156 гг. до н. э.
Как-то император спрашивает его:
— Кого ты считаешь самым выдающимся человеком при дворе?
— Никто не знает подданных лучше, чем государь, — отвечает Дун Хун, сложив ладони. — Разве Сын Неба, чья проницательность высвечивает человека, как зеркало, в ком-либо сомневается?
— Я просто хочу послушать тебя, — улыбнулся император, — говори откровенно.
Дун Хун поклонился и начал:
— Правитель использует своих подданных, как плотник — лес: большие деревья пускает на столбы и балки, из небольших и тонких вяжет перегородки, красивые отделывает под стрехи, из прямых мастерит рамы для окон. Яньский князь Ян Чан-цюй равным образом талантлив в военных делах и в гражданских, красотой и умом превосходит многих великих людей прошлого. Он самый выдающийся ваш подданный. Но есть еще вельможа Лу Цзюнь, прекрасный знаток литературы, мудрый государственный муж, притом человек влиятельный и талантливый, — он второй после князя.
Император похвалил музыканта за проницательность, и тот продолжил:
— Яньский князь молод и полон сил, обладает многообразными талантами, они проявляются у него и на военной, и на гражданской службе. Нет ему равных в Поднебесной. Последнее время, ваше величество, вы сдерживаете его порывы, подавляете его силы, не напрасно ли?! Но как бы там ни было, рядом с вами всегда будет вельможа Лу, человек податливый и покорный, бесполезный в дни войны и смуты, ибо он погружен в древность и его призвание — изучение музыки и этикета!