Сон в зимнюю ночь

Голубев Денис

–  Ты, паря, не подумай. Она у меня хоть и дура, зато хозяйственная. Одна беда - ни пирогов испечь, ни самогону наварить не может, - он развёл руками. - Не дано.

–  Как же вы тут живёте, - сочувственно покачал головою Иван, по-прежнему умудряясь сохранять серьёзность, - Без пирогов и самогона?

–  А, вот приспособились, - хитро прищурился Ерофей Фомич. - Есть тута, недалече деревня. Хотя, деревней она прежде была. Большо-ой! С церквой и кабаком. И народец там жил понятливый - чтобы по бурелому не плутать, без гостинцев носа в лес не казали. Да-а... Теперь

её не то что деревней, а и деревенькой не назовёшь. Четыре избы остались, а население в тех избах - три бабки и два деда. Однако ж, домовой у них есть. Один, правда, на всех, но ничего, справляется. Да, чего бы ему не справляться. Там из всего хозяйства - курей с десяток, петух да коза. Вот, через него-то мы и самосадом разживёмся, и самогоном, а иной раз и блинами.

–  Нашёл чем хвастать! - проворчала кикимора. - Дружок его мохнатый стариков обворовывает, ему краденное сбывает, а он ещё и хвастается. Постеснялся бы хоть гостя-то!

–  А чего стесняться? - нисколько не смутился леший. - Все домовые имеют уголовные наклонности. Однако ж пакостят не со зла, и не из корысти, а по шкодливой своей натуре. Природа у них такая! Да, и я не задарма продукты потребляю. По осени стариков на грибные места вывожу, кабанов к огородам не пущаю. А, как у них летом коза убёгла, кто её от волков спас и домой вернул, а? Я!

–  Тьфу на тебя, козий спаситель! Чем попусту болтать, лучше б дело спросил.

Леший крякнул и постарался разгладить бороду. Тщетно, впрочем.

–  Это, пожалуй, верно, - согласился он. - Скажи-ка, паря, ты домой-то шибко торопишься?

Иван хотел, было, ответить утвердительно, однако, припомнив вчерашнюю историю в поезде, мотнул головой:

–  Теперь уже, наверное, нет.

–  Вот и славно! - обрадовалась кикимора. - Ты, Ванюша, худого не подумай, из лесу мы тебя выведем. И гостинцев в дорогу дадим, не обидим. Тока...

–  Тока, - подхватил Ерофей Фомич, - Ты нам тоже пособи чуток. Ага.

–  А как? - поинтересовался Иван.

Леший махнул рукою.

–  Да, делов не много. Девицу одну надо домой проводить. Загулялась. Согласен?

Иван считал себя человеком рассудительным. И, не без оснований. Однако и с рассудительными бывает так, что совершают они поступки безрассудные. Изредка, но бывает. Говорят после, что чёрт попутал. Чёрт, не чёрт, а без нечистой силы тут точно не обходится. Как иначе объяснить что за сутки Иван, который и за год ни разу не ошибался, дважды поступил глупо. Первый раз, когда сошёл с поезда посреди леса. Второй - когда согласился помочь сомнительному субъекту.

–  Молодец, добрый молодец! - похвалил его леший.

–  Так, чего делать-то надо? - спросил Иван.

–  Это мы тебе вечерком расскажем. И кто виноват, и что делать, - ответила кикимора. - Ты отдохни покуда. Поспи, я тебе в уголке постелю, а сама, тем часом, ушицы наварю. Слышь, пень трухлявый, - обернулась она к мужу. - Сходи-ка за водой да за рыбкой.

–  А чего я один? - запротестовал Ерофей Фомич. - С Ваней вместе и сходим. Пойдёшь со мною, паря?

Иван кивнул.

–  Ну ладно, - не стала противиться кикимора. - Я

тебе тогда одёжку подберу. Твоя-то, по нашим местам гулять не годится.

Откуда-то из-за печки она достала долгополый овчинный тулуп, валенки и треух из волчьего меха. Иван молча пожал плечами и принялся переодеваться.

* * *

В тулупе, да подпоясанный ворсистою верёвкой, да с двумя деревянными вёдрами в руках Иван сам себе напоминал фольклорного персонажа. Емелю, кажется. Тот, впрочем, перемещался верхом на печи, Ивану же, снова выдалось поспевать следом за Ерофеем Фомичом пешком. Леший налегке, без явных усилий прокладывал путь. Молодой человек старался от него не отставать.

Шагать в валенках, особенно по глубокому снегу, с непривычки было трудновато, однако, безусловно теплее, нежели в туфлях. Да, и тулуп согревал настолько, что пришлось даже распахнуть его на груди. Вообще, допотопный этот маскарад в лесу вовсе не выглядел нелепо. Оттого, должно быть, что оказался вполне функциональным.

Снежок, искрясь на солнце, весело хрустел под ногами. Деревья, будто беседуя меж собою, гулко скрипели стволами. Где-то дробил дятел. Заполошно крича вспорхнула не то галка, не то сорока, и белка, напуганная ею, промелькнула среди ветвей рыжим огоньком.

Из окна вагона лес выглядел, как новогодняя открытка - красивая, но неживая. Позже, во время ночных скитаний, он более всего походил на кошмарный сон. И лишь сейчас Иван почувствовал жизнь леса. Хотя, пожалуй, даже не так. Он воспринимал теперь лес как саму жизнь - многообразную, сложную, загадочную и гармоничную.

С некоторым удивлением молодой человек понял, вдруг, что он действительно, по-настоящему верит в существование лешего. Безо всяких доказательств и объяснений. Верит просто потому, что в лесу должен быть леший. И, Ерофей Фомич, рассекавший снежную целину, будто крейсер морские волны, на эту роль, если вдуматься, вполне подходил.

–  Далеко нам идти-то? - чуть запыхавшись крикнул Иван.

–  Эх, паря! - хохотнул леший. - Со мною в лесу далеко не бывает. Скоро уж дойдём. Вот, холм этот перевалим, и к речке спустимся.

–  И как же мы рыбу ловить станем? Снастей-то у нас с собой нет.

–  А вёдра тебе на что? Ими и будешь ловить. Раз у одного бездельника вышло, глядишь, и у другого получится.

На "бездельника" Иван не обиделся и возражать против экзотического лова на всякий случай не стал. Вёдрами так вёдрами. Подумал, только, что может и не случайно он себя с Емелей сравнивал.

–  Ну, вот и пришли, - сказал Ерофей Фомич.

Внизу широко раскинулась белая лента закованной в лёд реки, посреди которой чернела обширная полынья.

–  Нам туда, - указал леший на полынью и припустил трусцой под горку.

Лёд угрожающе потрескивал, вызывая ассоциации с финалом битвы на Чудском озере. Впрочем, Ерофей Фомич на тревожные звуки внимания никакого не обращал.

–  Давай, лови, - велел он, добравшись до края полыньи.

–  Как? - поинтересовался Иван, с опаской ступая на тонкий до прозрачности лёд.