Сон веселого солдата
Шрифт:
Осторожно передал из рук в руки хрупкий стеклянный прибор. Помешивая ложкой горячий чаёк со сладким ароматным вареньем, пил не спеша и, предвкушая сенсацию, ждал результата. В воздухе повисла затяжная пауза.
"Ну и что мы там застыли? Высокая температура, что ли?".
Пытаясь сдержать улыбку, допил и поставил пустую чашку на стол. Пауза прервалась удивлённо-испуганным голосом:
"А где ртуть?".
"Какая ртуть?".
"Ну, градусник ведь пустой! Куда делась из него ртуть?".
"Я, наверное этот яд выпил вместе с малинкой...", - улыбаясь, по-детски признался я.
"Да ты с ума сошёл!!! Срочно вызываем скорую!".
Продолжая кутаться в халат, показывая, что на этом разговор
Довелось мне по жизни столкнуться с ещё одной категорией людей. Гораздо страшнее завистников, мелких воришек и выбивающих ногой костыли. Эти грамотеи вышибают жизненную почву из-под ног.
Журналисты, использующие тяжёлые судьбы как человекоматериал для карьерного роста и повышения благосостояния .
Пишутся газетные статьи, книги, снимаются фильмы. Но мало кто беспокоится о том, что потом бывает с человеком, к которому влезли немытыми лаптями в истерзанную душу.
Используя в своих интересах горячие головы бывших воинов, подставляют несмело, но настойчиво диктофончик и просят рассказать о войне. Не забыв перед уходом подсунуть листок и карандаш, указывая холёным пальчиком, куда надо поставить подпись: "Разрешаю и претензий не имею".
Пройдёт время, ребята остынут. Чего не скажешь в горячке да и, возможно, под градусом. Однако поздно, подпись стоит, а писарчук при деньгах да при славе. Судьбы людей для таких - всего лишь временный товар, который можно преподнести яркой картинкой и подороже продать.
Как моря не бывает без берегов, так и войны без крови.
Обезбашенных везде хватает. Нельзя окрашивать всех и всё в один цвет.
Дёрнуло меня послушать аудио-книгу про афганскую войну. Обычно стараюсь обойти эту тематику, а тут - дай, думаю, послушаю, как описывают наши события.
Лучше бы я этого не делал. Не один раз хотелось врезать - за наглое враньё - по беспринципной продажной морде автора книги, не нюхавшего пороха и не видавшего в глаза Афганистана, живущего за рубежом. На каждый его сюжет у меня всплывал в памяти противовес.
Один из таких, о детях (какая страна, такое и детство).
В Афганистане девочки на улицах встречаются редко, прячутся во дворах. Мальчишки торгуют и воруют с одинаковой лёгкостью. Агрессивно-активные, приставучие и нагловатые, как мухи, а от мух хотелось порой вешаться.
Сторожевая застава находилась на возвышенности. У подножия, как обычно, - сверкающая жилка проточной воды с присоседившимся к живительной влаге жильём, огородами и тенистой зеленью. Отличалась эта советская точка от всех прочих разве что своим расположением - на месте бывшей английской крепости, отчего и получила одноимённое название "Крепость". От былой неприступности, правда, оставался здесь лишь холм и слизанный временем защитный земляной ров. Давно не видавшие заградительной воды его стенки просматривались вокруг Крепости. Больше века миновало с тех времён, когда на смену примитивным приспособлениям пришли минно-заградительные укрепления. С одной из сторон к заставе примкнул пустырь.
Открытую поверхность земли ребятишки использовали для запуска воздушных змеев. Особую радость им приносил ветер с равнины.
На длинных прочных нитях дети удерживали над заставой разноцветные игрушки. Опускали их настолько низко, что легко различались цвета и рисунки. Всё б ничего, но доставали нас шелестящий звук над головой и поднуркивающие пацанячьи насмешки.
Пару раз пальнули из автомата по змею, дыр наковыряли, но на его летательных способностях это не отразилось.
Но мы были б не мы, если б позволили
Зорька, едва заметно смещая точку рассвета по часовой стрелке, разная по своей красоте, не похожая на вчерашнюю и наверняка на завтрашнюю, засияла над сопками за дремавшем селением. Солнце встало, как всегда, без команды "подъем", в ровно назначенное им самим время, согревая землю мягким и ласковым светом. Из узкого проулочка выехал на пыльную дорогу давно подстерегаемый нами объект. Дождавшись, когда он скроется из виду, вдвоем быстро спустились с сопки на временно пустующую окраину. И также быстро установили сигнальную ракетницу. Вскоре бача возвращался тем же путем и на том же транспортном средстве. Он ехал неторопливым шагом, скучно глазея по сторонам, совершенно не подозревая, что развлекуха ему уже обеспечена. Когда до металлической растяжки, тонкой струной вытянувшейся поперёк пыльной дороги, оставалось совсем немного, мы стали всячески привлекать его внимание. Это было нетрудно, ведь свистящих и улюлюкающих шурави, да ещё поутру, увидишь нечасто. Вдруг с пронзительным свистом, выбрасывая вверх одну за другой осветительные белые ракетницы, на обочине сработала безобидная (при определённых условиях) сигнальная ловушка. Ослик рванул с места в галоп, да так стремительно, словно ему под хвост сунули пушистый кактус. Пацаненок, подавшись назад, задрав ноги, ловко извернулся и, вовремя схватившись за гриву, с трудом удержался на спине скакуна. Отмахав метров двадцать скаженным галопом, ишачок, неожиданно даже для нас, упершись в землю четырьмя копытами и одновременно наклонив голову вперед, пройдя юзом, стал как вкопанный. Жокей, продемонстрировав одинарный кульбит, нырнул в пыльную перину. Ослик, вытянувшись всеми мышцами своего небольшого тела, стоял, застыв, словно памятник, широко расставив прямые ноги, с высоко задранной головой. На некоторое время все замерло, лишь желтоватые клубы взбудораженной пыли медленно оседали на почву. Секунды спустя сменивший яркую расцветку на схожую с нашей - приглушенно-песочного тона - бача зашевелился. Затем, резко вскочив на ноги, стал активно, как это принято у местных, и возмущенно размахивать руками. Минут пятнадцать ему ещё понадобилось, чтобы, подталкивая в зад, сдвинуть с места упрямого трудягу.
...В один из вечеров снова над головами солдат заплясали яркие пятна с шелестящими хвостами. Спустя некоторое время в низине раздался одиночный раскатистый взрыв. Воздушный змей, теряя силу, волоча тонкую чёрную нить, медленно оседая, пролетел и скрылся в "зелёнке".
Средь минного поля в агонии катался по земле мальчик. Двумя руками он сжимал ногу ниже колена и в шоке смотрел и не верил глазам. Взрывом ему оторвало стопу.
Местные знали, что за старой траншеей - запретная зона, и из этого никто секрета не делал.
Увлечённый игрой, мальчик не заметил, что преодолел опасную черту. Командир с побледневшим лицом напряжённо думал. Взглянув на бойцов, подозвал уроженца тундры, сына охотника.
Так у Виктора было записано в анкете личного дела.
"Отец - охотник, мать - домохозяйка". "Охотник, это что, профессия?", - спрашивали у его. "Ну да, - смущённо, с лёгкой улыбкой на белокожем лице, прищурив узкий глаз, отвечал он и добавлял: - Зимой охотник, а летом рыбак".
Невысокий солдат, чуть сгорбившись, медленно, шаг за шагом двигаясь по минному полю, приближался к афганскому мальчику.