Соната разбитых сердец
Шрифт:
— Безусловно, — закивала Гретхен, хватаясь за свою выдумку, будто утопающий за веревку. — Ведь Казанова и сам смельчак и бунтарь, правда? Вполне понятно, что и в вас он отметил не только красоту, но и решительность.
Маргарет улыбнулась.
— Хорошо, в общем-то, он и в письме написал нечто подобное, — снисходительно признала она. — Будем считать, что ты сказала правду. Но я надеюсь, что в следующий раз он явится лично и сам выразит мне свое восхищение.
Взгляд графини заметно потеплел, и Гретхен слегка успокоилась: кажется, в этот раз ей удалось обмануть хозяйку. Конечно, ее положение было не просто незавидным, а даже опасным. Гретхен будто
Идея с признанием, хоть и сочиненным на ходу, оказалась удачной. К счастью, выдумка Гретхен более-менее совпала с тем, что Джакомо написал в письме. Но как долго ей удастся выходить сухой из воды? Вдруг госпожа поймет, какие чувства она испытывает к Казанове? А что, если она уже это поняла и теперь играет со своей камеристкой, как кошка с мышкой?
Только когда графиня объявила, что удаляется в свои покои, Гретхен смогла вздохнуть с облегчением. Маргарет покинула гостиную, а камеристка подошла к окну, любуясь началом летней грозы, обрушившейся на Венецию. На небе сверкали молнии. Гретхен отворила дверь и вышла на балкон, вдыхая аромат июльского дождя. Бесчисленные капли воды падали с неба, освежая воздух в лагуне. Она подумала о Джакомо, прислушалась к собственному сердцу и поняла, что чувство, возникшее в глубине ее души, растет все сильнее и она уже не сможет с ним справиться. Конечно, Гретхен знала, что никогда не сможет привязать к себе Казанову. Она ответила согласием на его предложение дружбы, но на самом деле этого ей было мало. Гретхен не знала, что делать, она чувствовала себя в ловушке, но решила, что лучше довольствоваться тем, что есть, чем мечтать о несбыточном. Непонятно как, но этот мужчина проник в самую глубину ее души и подчинил себе все ее существование, будто тяжелая, неизлечимая болезнь.
Гретхен смотрела на дождь, надеясь успокоить собственную бурю в груди, как будто потоки воды, льющиеся с неба, могли подарить ей желанное облегчение. Конечно, этого не произошло, и австрийка тяжело вздохнула, чувствуя во рту привкус горькой ревности.
Она должна защитить Джакомо — от него самого и ото всех, кто желает ему зла. Гретхен не понимала, почему он постоянно рискует, отчаянно сражаясь с опасностями и будто забывая, что все эти беды рушатся на него исключительно из-за его же собственных безумств.
Впрочем, не по этой ли причине он обрел свою славу?
Гретхен прижала руки к груди, глядя на Гранд*канал: свет от люстр в окнах домов, великолепные фасады, золотистые отблески на воде, темные силуэты гондол, скользящих по волнам.
Город постепенно засыпал, подчиняясь воле летней ночи, а несчастная влюбленная чувствовала, как по ее щекам текут слезы.
Глава 17
Вызов на дуэль
Гондола мягко скользила по зеленоватой воде канала Рио-дей-Баркароли. В небе ярко сияло солнце, а воздух был жарким и влажным, и лишь еле заметные дуновения ветра дарили немного прохлады.
Джакомо расслабленно откинулся на спинку сиденья, обитого сиреневым бархатом, и наслаждался легким покачиванием лодки на волнах. В такие моменты он забывал обо всех волнениях и тревогах, погружаясь в красоту родной Венеции. Сейчас он с удовольствием рассматривал мост Куоридоро, к которому приближалась гондола. Джакомо возвращался из палаццо Барбаро, и Марко, его давний друг и покровитель, был так любезен, что настоял на том, чтобы служивший у него гондольер отвез гостя туда, куда тот пожелает. Бедный Марко! Он сильно рискует, оставаясь
С другой стороны, между ними было много общего: схожие взгляды, вкусы, — и это неизменно укрепляло взаимную симпатию. Они с уважением относились друг к другу, разделяя страсть к свободе и мятежный дух. Если бы не Марко Барбаро, Маттео Бра гадин и Марко Дандоло, он давно бы сгинул, подумалось Казанове.
Совет десяти постоянно подозревал, что они вчетвером готовят некий вероломный план по свержению венецианской власти, а то и вовсе объявлял их адептами оккультных наук. Все потому, что когда-то давно Джакомо прочитал несколько книг, которые потом сам же сжег во избежание лишних проблем, а еще время от времени прибегал к помощи своего якобы волшебного эликсира вечной молодости, чтобы добиться расположения влиятельных дам. Но это же просто выдумка, невинная ложь, цель которой — очаровать богатых венецианок и получить пару лишних цехинов. Чертовы лицемеры! Джакомо усмехнулся. Когда гондола приблизилась к причалу, он повернулся к Тони — гондольеру семьи Барбаро, поблагодарил его кивком головы, выпрыгнул из лодки и поспешил в сторону района Кастелло.
Казанова добрался до площади Сан-Моизе и хотел было свернуть на улицу, ведущую к палаццо Эриццо, как вдруг кто-то громко окликнул его:
— Вот и вы, синьор, я как раз вас искал!
Не успел Джакомо обернуться, как кожаная перчатка дважды ударила его по лицу. Перед Казановой стоял наглец, задиравший его во время бала-маскарада. Как же его зовут? Он же еще в письме для графини его упоминал… Дзагури! Джакомо, однако, сделал вид, что не помнит своего обидчика, чтобы разозлить его посильнее. Если уж этот наглец вздумал бить его по лицу перчаткой, явно намереваясь вызвать на дуэль, то надо хотя бы помучить его за это.
— А! — только и произнес Казанова.
— Значит, вы узнаете меня? — воскликнул Дзагури.
Джакомо намеренно медлил с ответом. Непослушная прядь выскользнула из прически и упала ему на глаза.
— Кажется, мы встречались, но я бы солгал, если бы заявил, что знаю ваше имя. Помнится, однако, что речь шла о дубленой коже. Не так ли?
— Конечно, конечно… Казанова! — Дзагури выплюнул последнее слово, будто худшее из оскорблений. — Вас знают все, а мое имя никто не помнит, потому что я не могу похвастаться вашей славой, не так ли? Не на это ли вы намекаете своей якобы забывчивостью?
Казанова вздохнул и незаметно огляделся. Вокруг было много людей: прихожане спешили в церковь Сан-Моизе к воскресной службе. Оставалось только надеяться, что они слишком озабочены тем, чтобы не опоздать, и не обратят внимания на стычку между ним и Дзагури. Однако неприятный разговор нужно было заканчивать как можно скорее.
— Давайте перейдем к делу, а то я тороплюсь. Говорите то, что собирались, и покончим с этим.
— Еще бы! — воскликнул Дзагури. — Я вызываю вас на дуэль! Вы задели мою честь, синьор, — продолжил он, указывая на Джакомо пальцем, — самым бессовестным образом. Все видели, как вы досаждали моей невесте.
— Ну, если дело только в этом, то я готов вновь уверить вас, что понятия не имел о том, что это ваша невеста.
— То есть вы утверждаете, что, если бы знали об этом, не осмелились бы приблизиться к ней?
В словах Дзагури слышалась плохо скрываемая гордость.
— Ни за что на свете, — поспешил заверить его Джакомо. — Однако Франческа так прекрасна, что мне кажется, ни один мужчина не смог бы устоять перед ней.
Последнее утверждение заставило почтенного коммерсанта яростно выпучить глаза.