Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1

Мартьянова Людмила Михайловна

* * *

Я слишком мал, чтобы бояться смерти.Мой щит не Бог, а собственная малость.Пытался я бессмертие измерить,Но сонной мыслью овладела вялость.Я слишком мал, чтобы любить и верить.Душе по силам только страсть иль жалость.Под сводом неба, кажется, безмернымЯ вижу лишь свой труд, свою усталость.Лежал я где-то на одре недуга.Мутился ум. И вдруг Она предстала,Твердя: молись! Я – вечности начало,Я – ключ всех тайн, порог священный круга.И я ответил с дрожию испуга:–

Мне холодно. Поправь мне одеяло.

Портрет

Под низким дерзким лбом двойным каскадомВзметнулся пепел вьющихся кудрей.Глаза без век, в щелях – глаза зверей —То жгут холодным непрозрачным взглядом,То резвым смехом леденят. А рядомОкруглость щек и девственность грудейТвердят о сне желаний и страстей.И детский рот не тронут знойным ядом.Но вот, бледнея, села за рояль.Преображенье дивно и мгновенно.Весь мир любви, дотоле сокровенный,Ей клавиши открыли и педаль.Душа грозой проснулась в пальцах рук,Горячей кровью бьет за звуком звук.

* * *

На разных языках, все знаками другими,Начертана в душе загадка красоты:Цветами, звуками, отливами мечты.Но есть один язык, родной между чужими.То – прелесть женская, то – чарами ночнымиОбвеянный чертог любимой наготы.И на язык родной, на милые чертыПеревожу весь мир и сравниваю с ними.Весна ль идет в цветах, – ты, женщина-дитя,Проснулась на заре, смеясь виденьем ночи.Идет ли осень к нам, – твои я вижу очи,Под золотом волос поникла ты, грустя.Доносится ли песнь или звезда мерцает, —Тебя, одну тебя, душа в них созерцает.

Всем

С улыбкой робости и нежности безмерной,О, сестры милые, всю жизнь я отдал вам.Одну из вас любил, кого? – не знаю сам,Одна из вас, но кто? – душой владела верной.Не ты ль, бесстрастная, с усмешкой лицемерной,Не ты ль, невинная, чьи мысли – белый храм,Не ты ль, беспечная, чей смех – сердец бальзам,Не ты ль, порочная, с душою суеверной?Одну из вас любил, но чтоб слова любвиДостигли до нее, я всем твердил признанья.Но вот приходят дни и близок час молчанья.Звучи, о песня, ты мой вздох переживи,Всех воспевай сестер и каждую зовиЛюбимой, избранной, царицей мирозданья.

Мадригал

Зачем, в своей красе увериться желая,Глядишь, красавица, в стекло немых зеркал?Твой образ, чуть уйдешь, бесследно в них пропал,Твоя соперница тебя сменит, блистая.В глаза мои взгляни. Восторг их созерцая,Слезою страстною увлажив их кристалл,Поймешь, как жгуч твой взор, как ярок уст коралл,Как царственно сильна твоя краса живая.Когда же ты уйдешь к поклонникам другим,Твой образ не умрет в моих глазах влюбленных,Но в одиночестве, в тиши ночей бессонныхВозникнет в мыслях вновь он, памятью храним.И все соперницы, в их зависти змеиной,Не смогут в нем затмить ни черточки единой.

Поцелуй

Когда в карету сев и очутясь вдвоем,В объятье мы слились ожиданно-нежданном,Кругом

стояла ночь и в небе бестуманномЧуть дрогнул мрак пред недалеким днем.Нас мягко вдаль несло невидимым путем,И поцелуй наш рос в движеньи неустанном.Закрыв глаза, сплетясь в блаженстве несказанном,Мы льнули, таяли, жгли жалом, как огнем.И время замерло, и не было сознанья...Когда ж вернулась мысль и ожил взор очей,Дневной струился свет на улицы и зданья.И верил я, дивясь внезапности лучей,Что этот свет возник от нашего лобзанья,Что этот день зажжен улыбкою твоей.

Треугольник

На пламень уст твоих, лобзаньем воспаленных,Я отвечал иным – и не твоим – устам,И мой огонь, как день к подводным льнет цветам,Сжигал меня лучом, уж раньше преломленным.Сменив восторг стыда восторгом исступленным,Мы вкруг любви слились, подобны трем звездам.И тот, кто жег других, сгорал меж ними сам,И тот, кто разлучал, был сам звеном влюбленным.Потом настал отлив. Наедине, в тиши,Познал я ужас, скорбь, но лишь не повседневность.Пусть Тайну я убил, но рядом с нею РевностьЛежала мертвою на отмели души.И, глядя на сестер, – когда-то их невольник, —В раздумье на песке чертил я треугольник.

Парижанка

Из башмачка с прилипшим мотылькомВ сквозном чулке, прозрачней паутины,Нога обнажена до половины,Зовет, манит. Обтянут стан мешкомБез складок. Только над сухим соскомРастреснут шелк в лучистые морщины —Соском, что, яд вливая в кровь мужчины,Не вспухнет для ребенка молоком.Чрез острый вырез слиты грудь и шея.Лицо – ничье. Под краской рот, алея,Раскрыт, как стыд. Устремлены в упорУлыбка белая и черный взор.Бесплодна. Чужеядна. Орхидея.Уродство? Красота? Восторг? Позор?

Секрет и тайна

О, сестры! Два плода цветут в запрете:Секрет и тайна. Разные они.Секрет от рук людских. В тиши, в тениТворится то, что жить должно в секрете.Но луч проник – секрета нет на свете.Иное – тайна. Богом искониРаскрытых бездн не осветят огни.Все тайное таинственней на свете.О, сестры! Вы любили до сих порВ секрете, в страхе, прячась в угол дальний,И ложь оберегала ваш позор.Раскрыта дверь моей опочивальни.Люблю в непостижимости лучейДля чувства тайно, явно для очей.

* * *

Не все ль равно, правдива ты иль нет,Порочна иль чиста. Какое дело,Пред кем, когда ты обнажала тело,Чьих грубых ласк на нем остался след.Не истину – ее искать напрасно —Лишь красоту в тебе я полюбил.Так любим тучи, камни, блеск светил;Так море, изменяя, все ж прекрасно.И как порой, при виде мертвых скал,Наш дух, почуяв жизнь, замрет в тревоге, —Так лживый взор твой говорит о боге,О всем, что в мире тщетно я искал.И не сотрет ничье прикосновеньеНебесный знак, небес благоволенье.