Song for lovers

Денежкина Ирина

Потушил сигарету о стену, взял новую. Его мучило что-то, не мог понять. Он хотел быть реальным и чувствовать, где он. Чтобы можно было кого-то обнять. Заниматься любовью, потом не думать, что был один и сам все придумал. Он любил реальных, но как в зоопарке. Они сидели в клетках, он гулял. Кидал иногда по куску от себя, они смотрели непонимающим взглядом. Они говорили: «Я люблю тебя», он отвечал: «Мне не надо».

Сашка выпил четыре банки джина, открыл пиво, не любил. Стал пить, морщась, думая о смысле жизни, который лежал в кармане. Дебил. Он открыл

вчера все двери и окна, дождь ворвался в дом, как билет туда. Сашка прыгал, как маленький, пел песни. Постучались снизу соседи, чтоб перестал. Разозлился, врубил Metallica на полную. Стучали в дверь – он не открыл. Зазвонил телефон – там голос знакомый. Спросили, зачем. Он ответил, что пил. Ничего не знает, ничего не помнит. Так легче жить, но другим трудней. Он вчера обещал пойти в «Свинарь». Не пошел, обломал друзей и подругу. Она звонила, дышала в трубку. Он понимал, клал на рычаг. Она звонила снова, он ушел на минутку. И не возвращался час.

Пришел, ждал, она не звонила. Она забила, скрепя сердце. Он думал, что просто спит, она не спала. Он улыбался и улетал. Далеко. В дверь постучались. Открыл. Увидел. Стояли друзья реальные, ждали. Сказал:

– Привет.

Они ответили мрачно:

– Хай.

Он любил их всех до боли в сердце, задыхался, когда их нет и курил. И придумал в мозгах из теней дверцу, чтоб всегда быть в центре и любить всегда.

Олег спросил:

– Чего вчера не пришел?

– Пил, – пожал плечами Сашка.

– Ню-ню… – нахмурился Серый. Прошел на кухню, залпом допил пиво.

Олег взял гитару, утонул в диване. Оттуда запел: «Я просто сдохну!» Сашка засмеялся. Наверное, от счастья. Что не один. Зазвонил телефон.

Она сказала:

– Буду в десять…

Тоном ледяным, чтоб не воображал. Сашка понял, прижал трубку к уху крепче, прошептал, чтоб не слышали:

– Прости меня…

Она улыбнулась измученно в трубку, положила, забились в руку гудки. Сашка стоял. Был счастливым. Олег пел:

– Без тебя я просто сдохну,

Ты это знаешь?

Я не умею держать тебя, ты хочешь…

Я просто сдохну,

Останься со мной,

Просто будь рядом, хотя я все порчу.

Я постараюсь…

Сашка взял вторую, стал подыгрывать. Серый стал кричать, что пропускает ноты. Сашка послал его, в шутку, тот тоже. Долго ругались, но не всерьез.

За окном поднималось холодное солнце, оживали трамваи, стучали по рельсам. Олег спал, Серый курил, Сашка проснулся, увидел тени. Мусор летел, забивая глаза. Рядом кто-то дышал. Олег. После «Сфинкса». Позвонили в дверь, пошел открывать. На пороге стояла она – реальная.

Улыбнулась сквозь обиду:

– Привет, Бердышев.

«Здорово, Травкина» хотел сказать. Передумал за миг, просто обнял, уткнулся в плечо чуть жив. Она стояла в нежности по горло, задыхалась, думала: «Пора кончать». Сашка младше на два года – смешно же. Но любила. Всерьез. И, наверное, умела прощать.

В квартире было накурено, до рези в глазах. Юлька Мухина и Олег сидели на кухне. Пили пиво. За окном шелестели прохладные

листья, лаяла какая-то бойкая собака. Не переставая, как включенная. Лай перемешивался с ночным воздухом, влетал в форточку. Теснил сигаретный дым.

– Как живешь? – спросил Олег.

– Нормально, – прислушалась к себе Юлька. Поняла, что все-таки хреново. Олег тоже понял.

– Все будет хорошо, – пообещал он неуверенно.

– Ага… – не поверила Юлька – После дождичка в четверг…

– Может и в четверг…

Посмотрели на отрывной календарь. «Восемнадцатое января, вторник».

– Такими темпами уже ничего никогда не будет, – жалобно произнесла Юлька. Она пыталась замаскировать тон усмешкой, но вышло как-то кисло.

Олег отпил, поставил бутылку и взял гитару.

– Сыграй вашу… – попросила Юлька.

Олег кивнул улыбнувшись и стал наигрывать мелодию, запел, но не с надрывом, как на концерте, а тихо:

– Ты ждала меня долго, устала, сгорела,

Я ловил, оставлял для себя минуты,

Ты забила, ты просто ушла на время,

Но теперь ты не хочешь назад почему-то… – он посмотрел Юльке прямо в глаза и сказал:

– Ты трахалась где-то, готов простить,

Целовала не тех, не меня, и что,

Что ты думала, лежа на чьей-то груди…

Ты ругала меня, я не даю тебе жить, я все порчу…

Юлька вздрогнула. Олег как очнулся:

– Извини…

Юлька молчала. Олег закурил. Смотрел в черное окно, карнизы еще не остыли. С земли поднимался пар и пахло сочной зеленью. Скошенной травой. Доносилось мерное «гав-гав-гав», как часы. Сизый дым растворялся в воздухе, Олег дул в сторону, щурился. Юлька смотрела на его золотистые кудри. При свете лампочки, висящей без абажура под потолком, они казались пепельными.

На кухню ввалились Машка Никонова и Костя Патрушев. Костя уже шатался, Машка была трезвая почему-то. Непонятно. Все же нахерачились…

– Как твой Стеклов поживает? – спросила Юлька.

Машка посмотрела на нее, потом сложила из пальцев «фак», показала в ответ. Юлька не обиделась. Машка налила из графина воды в стакан и ушла, захватив с собой Костю.

Помолчали. Олег потушил сигарету о бутылку, стрельнул бычком в форточку. Взял гитару. Стал играть.

– «Song For Lovers», – определила Юлька – Научился?

– Ага, – улыбнулся Олег – И текст достал в нете… Ерундой занимаюсь…

– Почему ерундой?

– Надо самому чего-нибудь писать, а не так…

– Ты же пишешь.

Олег пожал плечами. Улыбнулся. Повторил отрешенно по слогам:

– Я занимаюсь ерундой…

– Почему?

Олег посмотрел на Юльку и отложил гитару. В кухню зашла Света Рябова. Демонстративно села на подоконнике. Зажгла сигарету, мяла в пальцах. Юлька почувствовала себя неловко. Скованно. Олег стал пить пиво.

В комнате гремели «бэкстриты»: «Tell me why I can’t be there were you are?…». Басист Серый орал, пытаясь их перекричать:

– Я не в силах что-то сделать, что-нибудь изменить, мне ничего не остается – я буду жить!