Сонина Америка
Шрифт:
Соня хватает трубку, лихорадочно выдвигает ящики в поисках рекламной книжицы, параллельно набирая код. И тут…
Ей на ногу шлепается керамическая пепельница. Мозг отсканировал пространство быстрее, чем осознал его. И нет, чтобы просто-напросто удивиться, так он сразу ужаса нагнал. Хотя впервые за все время пребывания в Штатах Соня увидала пепельницу в гостиничном номере. В городе Нью-Йорке. В той части, где он – штат Нью-Джерси. То есть у черта на куличках, в «мытищинских» ебенях.
Когда она только прилетела в Америку и две недели жила в гостинице, категорически запрещенное курение создавало Соне ряд ощутимых неудобств. Скажем, что делать с неизбывным желанием покурить перед сном? Ее поймут только курильщики. В
А тут вдруг – пепельница в номере.
День у Сони выдался не из легких…
«Никогда! Никогда больше не буду пользоваться машиной в другой стране, пусть Джим уже будет здоров со своим джипом! Во-первых – спидометр в милях, а это задачка не из легких для блондинки. Особенно при таком классном дорожном покрытии. На нем время летит незаметнее, чем автомобиль. Кстати, хорошо хоть время в часах. И на том спасибо. «Мэм, сколько фунтов?» Три штуки, плиз, и вот эту бутылку. Да-да. Ту. Из той части магазина, похожей на КПЗ. О боже! Это не просто номинальная решетка. Она еще и на замке, вот мой identity, плиз, чтоб вы тоже не болели! – вспоминала Сонечка. – А уж как я ориентируюсь в картах – так тут топографы нервно курят. Мартышке атлас автомобильных дорог был бы полезнее. Я бы пешком быстрее дошла. Как тот самый Сталлоне по тому самому туннелю. И надо же. Апельсины есть. Водка – в сумке. Пепельница, будь она неладна! Выпить надо, потому что посттравматический шок, а нечем что? Закурить. А я уже переоделась. В тапки! И тут вам не камерный Бруклайн. Ладно, пойду разведаю».
Соня спустилась в холл и внимательно осмотрелась.
«Нет. Все-таки есть что-то очень иррационально-славянское в этих американцах, как бы весь остальной мир ни обвинял их в суровой прагматичности. Скажите на милость, почему в баре гостиницы, в номере которой имеется идеальная, чистая, прекрасная пепельница, не продают сигареты? Если это прагматизм – то я техасский рейнджер».
– Где сигареты можно купить? Ну, чего так улыбаться! Чего? Медленнее, плиз! Слоули. Господи! Да этот тип три минуты назад как из Мексики. Русский с мексиканцем братья навек. Бхай-бхай. Дай стило. Читать умеешь? Ну? Ай нид хелп! Эмерженси! Потому что водка есть, пепельница есть, а курева – нет! Чего пугаешься? Курево – это такие обычные сигареты, а не то, что ты сейчас на своем испанском подумал! Phillip Morris, слыхал? Вот. Мне срочно нужен его прод'aкт! Где? Терн райт? Терн лефт? Гоу элон? Хаудуайгетту-у-у-у… Чтоб ты скис! – Соня нахмурилась. – Будь они неладны, эти американские таджики!
Сонечку уже заклинило на имеющейся в номере пепельнице, и она пошла.
На улице было незнакомо, темно и страшно. И главное – ни тебе лавочек бруклайновских, ни супермаркетов авенюшных на каждом углу. Бирюлево какое-то. Граффити и лишь белки из тьмы сверкают. «Сейчас побегу, теряя тапки от ужаса», – подумалось Соне.
– О-о-о! Соу ай глэд! Стойте, вашу мать! Мне страшно! – Она увидала патрульную машину.
«Все-таки какие они хорошие, американские полицейские. Особенно этот толстый афроамериканец».
– Белой леди не рекомендуется прогуливаться одной в этом районе в такое время. Тут у ниггеров разборки бывают с итальянцами.
– Так и сказал, Валера, «ниггеров», представляете?
– Ну, сами про себя они могут. Это у них в точности, как у евреев.
– Не такие ласковые, как бруклайновские, но в супермаркет завезли. Подождали, пока сигарет куплю. И в гостиницу доставили. Гася пятый бычок, я понимаю, что надо прекратить пить «огненную воду», а то я начну идеализировать образ American policemen. Гашу, не пью и отрубаюсь. Утром раздается телефонный звонок. И меня уже на внятном английском
– Да, издержки имеются. История того же Довлатова…
– Ладно вам, Валера, наши бы еще и оштрафовали за ложный сигнал. Или, как минимум, обматерили. Я так довольна была, что никакому насилию в этой, простите, Валера, жопе мира не подверглась, что на следующий день купила у ни… нестрашного афроамериканца, по морде – ворюге записного, полкило солнцезащитных очков, чуть ли не на развес. На Бетери-Парк.
– О да! Они там любят втюхивать краденое и поддельное туристам.
– Так я и есть турист, самый что ни на есть! – улыбнулась Сонечка.
С улицы посигналили, и через минуту во двор вошел своей легкой кошачьей походкой великолепный Джош.
– Доброе утро, Америка! – поприветствовал его Валерий.
– Сонья, поехали! – сказал Джош. – Нас сегодня ждут в больнице для заключенных и в центре поддержки живущих с ВИЧ. Я надеюсь, ты не завтракала, потому что в больнице сегодня пара дней рождения и по этому поводу праздничный обед, на котором мы почетные гости. В центре, как понимаешь, тоже надо будет преломить кусок хлеба, чтобы никого не обидеть, а вечером мы с Майклом приглашаем тебя к себе. Он хочет прочитать тебе свой труд о русских прилагательных и согласовании времен в каком-то Онегине, не знаю такого автора. Но все не так страшно, – лукаво заблестели его глаза, – потому что я раздобыл бутылку запрещенного абсента и собираюсь приготовить правильный салат «цезарь», названный так в честь того, кто придумал кесарево сечение и рыбу, как это, Валера, у вас называется?
– Фиш.
– О боже!!! – застонала Соня.
Соня заходит в кабинет начмеда, и, как доктор медицинских наук, Светлана Петровна ртом надевает презервативы на банан.
– Что вы делаете, Светлана Петровна?
– Онли протект орал секс! – грозно выкрикивает в нее начмед. – И, кстати, Софья Николавна, почему ВИЧ-позитивные беременные в нашей клинике не получают последнюю версию превентивного протокола и куда, позвольте вас спросить, подевался наш портативный препарат ультразвуковой диагностики последнего поколения?!
Соня не успевает ответить.
В дверь вежливо, но настойчиво стучат.
– Сонечка, не желаете составить мне компанию? Я сгораю от любопытства! Вы были внутри правительственного здания штата Массачусетс, в котором я ни разу за пятнадцать лет жизни в Бостоне не побывал. А теперь вот еще и в больнице для заключенных. Соня, на что она похожа?
– На загородный гольф-клуб, – бурчит Сонечка. И тут же громко: – Там к обеду подавали очень вкусный фруктовый пирог. Похожий на настоящий. Готовил один из заключенных. Здоровенный такой добродушный ниггер. Сказал, что я могу его так называть! Правда, я понятия не имею, чем он таким болеет, и даже думать не хочу, что он такое совершил. Он отличный повар, этого для меня более чем достаточно, Валера! Сейчас спущусь.
Сонечка потягивается и говорит тетрадкам:
– Доброе утро, голубоглазый льняной юноша, Давид Абрамович! Смотри там аккуратнее в Ирландии! Ноу это самое…. Не растолстей. Нет, ну в самом деле, отчего ты такой худющий, если с детства сидишь на этих булочках? Хотя ты, бедняга, разбавляешь их русскими классиками. Правильно. Единство и борьба противоположностей называется. Хорошая штука.