Сонька. Конец легенды
Шрифт:
— Вы ко мне, уважаемый?
— Вы Зяма?
— А кто вам сказал, что нет?
— Хочу, чтобы вы посмотрели мои зубы.
— Боже, опять зубы, — закатил глаза зубник. — Хоть бы кто пришел с цветами или на крайний случай с ружьем, чтоб пристрелить эту всем надоевшую дамочку. — И довольно раздраженно пригласил: — Если не сильно торопитесь, проходите.
Комната, в которой работал Зяма, была небольшая, заставленная эмалированными тазиками, ведрами с водой. Посредине комнаты стояло большое, сильно обшарпанное кресло для
— Устраивайтесь, — кивнул на него Зяма пациенту.
— Если клиент будет орать как резаный, я точно выброшусь в окно и разобьюсь насмерть! — заглянула в дверь женщина, которая открывала дверь на первый звонок.
— И наконец сбудется мечта всей моей жизни, — мрачно заметил Зяма и поинтересовался: — У вас есть жена?
— Есть, в Петербурге.
— Счастливые.
— Кто?
— Не кто, а оба. Она вас не видит, вы — ее. Про такую жизнь бедный Зяма может только мечтать!
Когда клиент уселся в кресло, Зяма накинул на его грудь довольно застиранную тряпку и спросил:
— Так на что больше всего жалуетесь, уважаемый?
— На зубы.
— На зубы? На зубы не жалуются. Их либо сразу вырывают, либо под конец ставят новые. — Зубник залез металлической ложечкой в рот пациенту, приказал: — Рот поширше и никаких слов.
Тот выполнил его приказ. Зяма какое-то время внимательно изучал полость рта, затем с возмущением воскликнул:
— Вы пришли сюда с целью показать, что Зяма полный поц?
— Я пришел показать вам зубы.
— Вашими зубами, уважаемый, можно с одного раза перекусить все портовые канаты, а вы крутите мне мои больные бейцы! — зубник укоризненно покачал головой. — Нет, вы наверняка пришли до моей бывшей жены и решили зубами заморочить мне голову! — И громко позвал: — Сарочка, принимай клиента! Он спутал специально адрес!
— Нет, Зяма, — возразил «жених» с улыбкой, — я пришел именно к вам, потому что имею к вам интерес.
— Интерес ко мне? — изумился тот. — С каких это пор мной стали интересоваться упитанные и немного потные господа?.. Неужели я так плохо выгляжу?
— Выглядите вы замечательно, — продолжал улыбаться пациент, — а интерес у меня к вам особый. — Филер достал из нагрудного кармана коленкоровую книжечку, поднес к глазам Зямы. — Сыскной отдел полиции, Зяма.
Тот отвел его руку, пожал плечами.
— Только не устраивайте мне полный капец, молодой человек! Зяма похож на какого-нибудь сумасшедшего революционера?
— Я хочу задать вам пару вопросов.
— Думаете, я такой умный, что могу ответить хотя бы на один?
— На один точно ответите. — «Жених» теперь уже из внутреннего кармана фланелевого пиджака достал фотографию Михеля, сделанную уже в полиции. Причем Михель на ней неестественно широко улыбался, демонстрируя металлические зубы. — Ваша работа?
— Если бы вы, мужчина, были не из полиции, вы бы сейчас уже выбирали себе место на кладбище. А так отвечаю — да, это работа Зямы
— Этот господин приходил к вам один?
— Вы имеете в виду — без полиции?
— Я имею в виду — без женщин.
— Женщины были, — кивнул Зяма. — Сидели в экипаже и очень радовались моей работе.
«Жених» достал фотографии Соньки и Михелины.
— Эти?
— Физиономий не помню, а зубы я бы им точно повставлял. Видать, дамочки долго кушали не то, что надо, и жили не там, где нужно. Особенно пожилая… А не подскажете по секрету, что за интерес у вас к этим двум прошмандовкам?
— Подскажу, только не сегодня, — засмеялся Лев Петрович.
— Это не те самые дамочки, о которых шумит весь город и из-за которых полиция гоняет своих поцев по дворам с фотоснимками?
— Какие дамочки?
— Вы заплатите или я скажу это бесплатно?
Жених достал из кармана три рубля. Зубник оценил подачку, презрительно пожал плечами:
— Совсем поганые дела в полиции, если дают деньги за сплетни, — однако сунул деньги в карман и сообщил: — В городе говорят за Соньку и за ее дочку. А ихнего мужа, говорят, уже повязали.
Почти в то же самое время в похожем одесском дворе Яша Иловайский сидел на скамейке под виноградной лозой, растирал в небольшом казанке черную краску, внимательно слушал Груню Гудзенко.
— Бежала из Сахалина. С каторги, — горячо рассказывала она. — Почти полгода на пароходе. Все пришлось пережить — жару, голод, измывательства. И все это ради чего?.. Ради того, чтобы вырваться на волю. Почувствовать себя человеком. И вот вырвалась. И что?.. Хожу по чужому городу, без денег, без родных, никого не знаю… Слезы душат, ноги не держат, руки опускаются…
— Послушайте, мадам, — не выдержал наконец Яша. — Какая мне оттого польза, что я вас так внимательно слушаю? Что вы хотите своей историей мне сообщить? Что у вас нет денег?.. Так скажите прямо и идите своей дорогой!
— Деньги есть, — Груня стала суетливо развязывать узелок. — Только совсем немного. Сколько возьмете за паспорт?
— Возьму столько, чтоб мне не было обидно, а вас не торкала полиция.
— Сколько?
— С вас полкатьки, мадам.
Гудзенко достала из узелка свернутые деньги, пересчитала их.
— Не хватает.
— Хорошо, — согласился Иловайский. — Приходите, когда удачно кого обворуете, або нахально станете плакать где-нибудь на Дерибасовской.
— А как за меня заплатит сестра?
— Какая сестра? — удивился Яша. — Вы в этом городе имеете такую сумасшедшую сестру, которая платит за фуфло?
— Мы бежали вместе… На одном пароходе!
Иловайский перестал мешать краску, уставился на женщину.
— И где же она теперь?
— Здесь, в Одессе… Она была у вас! С дочкой! — Груня достала из-за пазухи две фотографии, показала Яше. — Помните?.. Тоже заказывали документы!