Сонька. Продолжение легенды

Мережко Виктор Иванович

Катенька стояла под аркой дома, издали наблюдала за происходящим.

— Вы полагаете, что Сонька может остановиться у меня? — крайне удивилась Табба.

— Именно так.

— С ума сошли?

— Почему?.. Она ваша мать.

— Что вы знаете о ней и обо мне?

— Ничего не знаю. Но в такой момент вы не можете от нее отстраниться. Ее могут отправить на каторгу.

— Не привыкать. Она была уже там.

— Тем более!.. Помогите же своей матери!

— Послушайте, вы! — Лицо бывшей примы стало бешеным. — Мать — не та женщина, которая рожает,

а которая доводит своих детей до ума! Моя мать — кукушка!.. Родила — выбросила, родила — выбросила! Именно по ее вине я изгнана из театра, пою в каком-то паршивом кабаке, каждую минуту боюсь, что меня вышвырнут из квартиры, улыбаюсь каким-то пьяным кретинам! И если вы считаете, что я обязана чем-то этой выжившей из ума воровке, то глубоко заблуждаетесь! Ничем, никогда, ни за что! Поэтому ступайте вон и больше не смейте являться ко мне, иначе я сообщу в полицию, и вы загремите на Сахалин вместе со своей протеже!

Прапорщик потрясенно смотрел на разъяренную девушку, затем низко склонил голову, прошептал:

— Простите великодушно, — и зашагал прочь.

Табба смотрела ему вслед и, когда тот почти уже дошел до перекрестка, чтобы завернуть за угол, громко окликнула его:

— Подождите!

Глазков остановился, неуверенно оглянулся.

— Подойдите!

Когда прапорщик приблизился к девушке, она с прежней резкостью взяла его за лацкан одежды, жестко сообщила:

— Хорошо, я подумаю. Дайте мне сутки. Но это будет первый и последний раз. Слышите — первый и последний.

— Благодарю вас, — улыбнулся Илья и поцеловал артистке руку. — Я крайне редко буду надоедать вам.

…Табба и Катюша поднялись на свой этаж, вошли в квартиру, и прима прямо с порога распорядилась:

— Достань из буфета бутылку вина.

— Зачем? — удивилась прислуга.

— Затем, что хочу забыть всю эту кабацкую грязь!

— Но вас ведь принимали там восторженно.

— Ты не расслышала?.. — разозлилась артистка. — Вина!

Пока она сбрасывала с себя верхнюю одежду, Катюша вернулась с распечатанной бутылкой и бокалом. Налила до краев, подала хозяйке.

Табба взяла вино, выпила медленно, с удовольствием.

— Еще.

— Но…

— Еще!

Девушка покорно наполнила фужер снова, и Табба опорожнила его до самого донышка. Сказала прислуге:

— Ко сну подашь еще одну бутылку.

Воры — Артур и Улюкай — сидели в закрытой повозке на другой стороне Фонтанки и отсюда наблюдали за домом Брянских. Видели редких прохожих, проезжающие экипажи, запертые ворота особняка, стоявший поодаль тарантас с филерами.

В доме же вовсю шла подготовка к встрече кузена Андрея на Николаевском вокзале.

От раннего прохладного утра и нервного напряжения Михелину и Анастасию бил мелкий озноб. Они, одетые в роскошные платья, в нервной суете передвигались по комнате, производя последние приготовления и на ходу перебрасываясь рваными репликами.

— Андрей, думаешь, будет рад мне? — Воровка напряженно улыбнулась.

— Конечно, — удивленная таким вопросом, хмыкнула княжна.

— А

если он узнает, что я воровка?

— Не говори глупости! Ты ведь ничего у меня не своровала?

— Не своровала, потому что люблю тебя.

— А если б не любила?

— Тогда б точно своровала! — хохотнула Михелина. — Тут прямо-таки глаза разбегаются.

Княжна вдруг остановилась.

— А почему так?

— Что? — не поняла воровка, тоже замерев.

— Почему ты вообще стала воровать?.. Из-за мамы?

— Не только… Жизнь такая была.

— Какая?

— Паршивая.

— А если жизнь изменится?

— Как она может измениться, если мать в тюрьме?

— Мать из тюрьмы выйдет, ты выйдешь замуж за Андрея. Вот и не надо будет больше воровать!

Воровка подумала, поправила на худых плечиках платье.

— Наверно, ты права. Но до этого надо еще дожить…

— Доживем. Встретишь Андрея, он мужчина и обязательно что-нибудь придумает.

Они снова принялись за сборы. Примеряли шляпки, меняли туфельки, поправляли чулочки, убирали лишние румяна с лиц.

Княжна посмотрела на наручные часики, от неожиданности ахнула. Тут же перевела взгляд дверь — там стоял Никанор, бледный и напряженный.

— Сударыни, вам пора. Карета стоит в полагающемся месте.

— Где Кочубчик? — спросила негромко Михелина.

— В дворницкой, готовит собакам еду.

— Собак запер?

— Как было велено. Выходить вам надобно с черного входа, я его приготовил, — степенно произнес дворецкий и покинул комнату.

Девушки взялись за руки, подошли к иконе, перекрестились.

— Господи, благослови нас защити и помилуй, тихо прошептала княжна.

Миновав несколько коридоров, девушки спустились по ступенькам вниз и оказались перед черным входом.

Он был открыт, возле него стоял оцепенелый от волнения Никанор.

— Карета уже ждет, — произнес он, придерживая дверь. С некоторой надеждой попросил: — Княжна, позвольте все-таки сопровождать вас.

— Сказано, следи за домом, — рассердилась та подбирая платье. — А особенно за Володей. Чтоб не заметил ничего.

— Слушаюсь, — с печальной покорностью ответил старик и перекрестил девушек вслед.

Они пробрались вдоль стены дома, перебежками достигли забора, Михелина, придерживая подол платья, уже приготовилась было нырнуть в выемку, как вдруг из будки яростно вырвался огромный лохматый пес и ринулся по проволоке в их сторону.

Девушки от неожиданности взвизгнули, распластались на заборе.

Никанор, размахивая руками, бросился наперерез собаке.

— Пошел вон!.. Куда, проклятый? Не сметь!

Из-за угла, как черт из ладанки, вынырнул Володька.

— Чего, паскуда?.. Назад! — Перехватил пса, увидел девушек возле забора, остолбенел. — Это что за картинка?.. Куда вырядились, королевны?

— Не твое поганое дело! — закричал на него дворецкий. — Держи собаку, чтоб не загрызла!

— Че кусачая она! Пугает только… — ответил тот, не сводя с беглянок удивленных глаз. — А куда это барышни?