Сонник Инверсанта
Шрифт:
– Иде он?
Я добросовестно озираюсь, но Кудряша пока не видать, о чем я и докладываю всеведущему Филе.
– Там, на тумбочке, кефирчик вроде стоял. Ты бы чичас мне сунул, а я бы сглонул маненько. А то совсем уж невмоготу…
Я беру бутылку, из которой кто-то уже успел отпить половину, и переправляю старику.
– Держи, Филимон!…
Дверца захлопывается, я слышу жадные глотки. На этом моя дежурная прогулка завершена. Напоследок я заглядываю в апартаменты главврача Колыванова, одного из командиров нашего заведения. Несмотря на теплое время, он сидит в пальто и шапке-ушанке. Он не сумасшедший, он просто хитрый. И уже не раз объяснял нам, что
Внимательно глядя в глаза главврачу и взявшись рукой за шею, я энергично притопываю ногой, быстро проговариваю:
– Чока!
– Чока, – вздыхает он. – Как самочувствие господин Кандидат-Консул?
– Вы хотите стать Визирем здравоохранения? – отзываюсь я вопросом на вопрос.
– Хотеть-то хочу, только кто же меня назначит?
– А вы не догадывайтесь? – я тычу себя в грудь.
– К сожалению, вы фигура невыездная, – вздыхает мой собеседник. – Думаю, лечение вам пропишут долгое.
– Заблуждаетесь, господин Колыванов! – абсолютно нормальным тоном произношу я, и главврач смотрит на меня заинтересованно. Становится ясно, что вакансия Визиря здравоохранения его в какой-то степени все же интересует. Еще раз заговорщицки кивнув, я выскальзываю в коридор и тут же сталкиваюсь с Антониной. Можно не сомневаться, что эту пышнотелую медсестру с безыскусно подкрашенным лицом в жизни интересует еще большее количество вещей, нежели врача Колыванова. Глянув на меня с неумелым кокетством, она придвигается ближе, правой рукой бессознательно поправляет грудь. Видно, жмет собака-бюстгальтер, хотя где достаются бюстгальтеры таких размеров, я даже себе не представляю. Может быть, сама себе бедняжка и шьет.
– Ты, говорят, Консулом на воле был? – Антонина улыбается малиновым ртом и глядит на меня, как собака на шницель.
– И был, и есть… – бормочу я.
– Молодец! – она кивает и приближается еще ближе. Ее обширная грудь притискивает меня к теплой стене. – У тебя хорошие анализы, Консул. Даже несколько странно. Я вчера смотрела, глазам своим не поверила.
– Весьма рад…
Ее улыбка становится почти акульей.
– Ты смотри, Консул, будет скучно – заходи. Рентгеновские снимки поглядим. Тебе понравится.
В этом я несколько сомневаюсь. Краем уха я уже успел прослышать про хобби Антонины. То ли со скуки, то ли от отсутствия иных кавалеров эта дамочка принялась с некоторых пор коллекционировать именитых персон. Ее не интересовали керосинщики и слесари, нимало не занимали маньяки с животными, а вот от царственных особ она млела. Получала удовольствие от общения с маршалами, от разговора с высокопоставленными дипломатами и актерами. На воле-то их – где найдешь, а у нас таковые, пусть не в самом большом количестве, но водились. Так что понять бедную женщину было вполне можно. Одним марки со спичечными коробками, а ей – анализы именитых персон… Тем не менее, потворствовать медсестре я не собираюсь.
– Ну, так что, зайдешь?
– Как-нибудь обязательно, – я делаю рывок вправо и высвобождаюсь. – Я подумаю.
– Только очень долго не думай! – Антонина гладит меня на прощанье по щеке. – Со мной, Консул, дружить полезно.
В моей палате обычный кавардак. Сосед Саша сосредоточенно слушает
Вихрастый Мотя сидит в углу и занимается своим любимым делом. Скомканную в комок газету он крутит в пальцах, словно загадочный кубик Рубика и громко читает диковинную тарабарщину из смешивающихся газетных слов. Когда внутреннее радио замолкает, Саша переводит свои внимательные глаза на Мотю и слушает его дикие фразы. Должно быть, в его голове получается совершенно гремучая смесь. Мотя же откровенно счастлив. Подобно Велимиру Хлебникову, он каждую секунду открывает новые слова и созвучия. Чтение его то и дело прерывается трубным хохотом. Но мне сейчас не до смеха. По той простой причине, что постель моя лежит на полу. Веснушчатый подросток с непонятным именем Саранг копошится над нею, словно паук над плененной мухой. Чертов Поводырь опять затеял казарменные тренировки.
– Кто так постели заправляет? Кто?! – заложив длинные, как у гориллы, руки за спину, Поводырь расхаживает по палате. – Это, брат, не постеля, это, брат гульфик в гармошку…
Саранг берет в охапку матрас, одеяло и простынь, громоздит на сетку кровати и начинает что-то из всего этого лепить. Поводырь бдительно смотрит на часы и по истечению должного времени, прыгает лягушкой к кровати. Брызгая слюной, он орет:
– Ты в армии был, шнур долбанный? Тебя постелю заправлять учили? Смотри, как надо, дуб стоеросовый!…
Некое подобие вихря обрушивается на мою кровать, и в считанные секунды из одеяла, подушки и простыни сооружается и впрямь нечто образцово показательное.
– Видишь, какая должна быть постеля?… А теперь все по новой!…
Постельные принадлежности опять летят на пол, и Саранг, утирая взмокший лоб, послушно шлепается на четвереньки, возобновляя процедуру заправки. Наверное, в другое время я бы вскипел, но сейчас во мне бродят мощные алколоиды, я гляжу на мир с умилением и готов прощать людям многое. Поэтому я отхожу в сторону и присаживаюсь на кровать безучастной ко всему темнокожей индианки. Не успеваю я открыть рот, как она тут же произносит:
– Не знаю…
Она действительно не знает того, о чем ее все спрашивают. Почему и каким образом ее положили в мужскую палату и мужское отделение – единственную женщину на сорок с лишним психов мужского пола. Но сегодня я спрашиваю ее о другом, и, чуть оживившись, она с удовольствием рассказывает, как, живя в родном городе, но, уважая при этом деревенское масло и молоко, научилась перемещаться в пространстве. Способ перемещения, как выяснилось, ей объяснил один заезжий физик. Ученый рассказал, что масса тела может переходить в энергию движения, и надо просто знать расстояние, чтобы не хватить лишку и не переборщить. Словом, любопытная дамочка попробовала, и у нее получилось. После каждого путешествия она теряла в весе всего два-три килограмма, что было вполне допустимо. Но в один из роковых дней она решила проехаться чуть дальше, дабы нарвать чудных, никогда ею невиданных кокосов, и оплошала. На энергию движения у нее ушел весь жир и какая-то толика ее мозга. Первое восстановилось довольно быстро, но со вторым возникли серьезные проблемы, в результате чего она и угодила сюда. Тем не менее, загореть в далеких землях девушка успела весьма основательно, за что и получила прозвище «индианки».