Соня и Александра
Шрифт:
– Не поэтому, – сказала вдруг грустно Соня, и Владимир понял, что она его может удивить. – Иногда хочешь замуж, и все складывается, а внутри что-то останавливает, не пуская. А иногда и человек не нравится, и все внутри восстает, а люди вместе. И жить могут долго. А зачем ей гостиница?
– Недвижимости много не бывает, – пожал плечами Давид.
– Но ведь это несправедливо… ставить условия, чтобы выбрать наследника. Это какой-то шантаж, получается. Так нельзя! – воскликнула Соня.
– Нельзя. Но каждый год хозяйка приезжает с ревизией и составляет новое завещание. Ирэна после этого еще месяц успокаивается – то подносы расписывает, то мебель реставрирует.
– Бедная, но почему она не отпустит Константина? Пусть занимается, чем хочет! Тем, что любит! – Соня
– А вы бы, как мать, хотели, чтобы сын остался ни с чем? Разве вы бы не думали о его будущем? – спросил Давид.
– Не знаю. У меня нет детей. Но так все равно нельзя. Если Елене нужно выйти замуж, чтобы получить наследство, а Константину бросить музыку, путешествия и заниматься тем, что он ненавидит, то это ужасно! Просто ужасно!
– Ну а какой выход, по вашему мнению?
– Они же семья! Можно ведь договориться! – У Сони в глазах сверкали слезы, такие искренние и наивные, чистые, промытые сердцем, что Владимир невольно ею залюбовался. – Они все равно не будут счастливы!
– А вы счастливы? – ухмыльнулся Давид.
– Я? Конечно, – слишком поспешно ответила Соня.
Владимир хмыкнул. Давид улыбнулся.
Музыкант снова вышел на поляну и начал играть. Ирэна зажгла новые свечи и расставила их вдоль тропинок, ведущих от домов на поляну, а потом вышла за ворота и вернулась с пожилым мужчиной с палочкой, которого Владимир уже видел дважды. Ирэна подвела старика к столу и бережно усадила. Дмитрий молниеносно вытащил из печи уже готовую пиццу, как будто она ждала именно этого гостя. Ирэна порезала пиццу на маленькие кусочки и пододвинула тарелку поближе, чтобы старику было удобно дотянуться. Тот слушал музыку, как будто не замечая ни Ирэны, ни Дмитрия, ни гостей. Закрыл глаза, оперся подбородком о палку и слушал музыку. Потом так же молча съел кусочек пиццы и пошел в сторону ворот. Ирэна кинулась его провожать, но он ее отстранил, прижав ладонь к лицу. Могло показаться, что мужчина закашлялся и прикрыл рот рукой, но это был воздушный поцелуй. Такой, какой умеют делать маленькие дети, прижимая к губам всю ладошку и так же искренне выставляя ее тому, для кого поцелуй предназначен. Ирэна вернулась к столу. К ней подсел Дмитрий, сжал ее руку и приобнял. Саксофонист играл красивую мелодию, и никому не хотелось говорить, обсуждать и нарушать эту вдруг возникшую непривычную тишину, эту передышку от людской болтовни, в которой музыка – тоже тишина.
Владимир думал, что Александра сейчас наверняка сидит дома – смотрит кино или читает. Или делает и то, и другое одновременно. У нее была такая особенность: она читала сразу несколько книг одновременно, смотрела телевизор, слушала музыку, на плите в этот момент что-то булькало в кастрюле – ей было очень удобно делать мелкие домашние дела по собственному распорядку. Сначала поставить бульон на суп, потом пойти в душ, включить стиральную машину, переодеться и вернуться к бульону. Кинуть мясо на сковороду, посмотреть сообщения в почте, развесить выстиранное белье, почитать… Владимир вел жаркие споры с Александрой, убеждая ее в том, что нельзя читать несколько книг сразу, без разбора. Его раздражала гудящая стиральная машина, фыркающая пароварка и крышка на сковородке, которая подпрыгивала и плевалась соусом. Да еще музыка, звучащая фоном. А как можно оставить на включенной плите кастрюлю и уйти, он вообще не понимал. Даже если Владимир варил яйца, он застывал над кастрюлей, гипнотизируя воду взглядом.
В Соне же, напротив, раздражала сосредоточенность на одном занятии, что бы она ни делала – красила ли ногти или жарила яичницу. В этом смысле она была похожа на него, и Владимир, глядя на Соню, которая сидела, глядя в одну точку, и ждала, когда высохнет лак, раздражался. Она просто выводила его из себя, когда стояла над яичницей и буравила взглядом сковородку.
– Быстрее она не приготовится, – как-то пошутил Владимир. Соня шутки не поняла.
Он встал и пошел на террасу, откуда открывался вид на пляж и море. Там стало даже прохладно. Море шумело. Стало уже так темно, что невозможно было разглядеть ни лодку, так любимую Дмитрием, ни волны.
Владимир посмотрел налево, туда, где стоял недостроенный дом, застывший на финальной стадии – красивая бездушная коробка с черными пустыми окнами, казавшимися бойницами. Где-то за домом горел еще один фонарь, освещая пустые и оттого страшные внутренности никому не нужного жилища. И там, рядом с домом он увидел фигуру старика, который карабкался во тьму, наверх, где уже не было ни дороги, ни света. Это был тот самый пожилой мужчина с палкой, плохо слышавший, бродивший по округе. И вот сейчас он легко шел наверх. Туда, где не было ни домов, ни других строений. Он шел, освещенный последним фонарем, который приткнулся где-то сбоку – между обрывом, крошечной дорогой и бесхозным полем. Шел своей дорогой, съев крошечный кусочек пиццы и послав воздушный поцелуй Ирэне. Владимиру показалось, что мужчина уходил в черное небо.
Владимир вернулся к столу, стараясь избавиться от увиденной картины, которая его потрясла. Куда шел старик? Как он взбирался в гору? И как находил путь в этой кромешной тьме?
– Кто этот мужчина с палкой, вы не знаете? – спросил он у Давида.
– Хранитель этого места, – ответил тот. Давиду льстило внимание и то, что он может рассказать больше, чем знают все остальные.
– Что значит хранитель? – Владимир не верил в хранителей, целителей, прорицателей и прочих «-лей».
– Он обходит окрестности. Гуляет. Заходит, куда хочет. Его везде кормят. Говорят, что он был здесь всегда, что это – его земля. И пока он ходит, все будет хорошо. Такая легенда. В нее все верят. Поэтому он всегда желанный гость. Если он появился здесь – значит, добрый знак, беда обойдет это место стороной. Если не появляется – плохо. Очень плохо. Ну, не хотите называть его хранителем, называйте домовым. Поэтому его подкармливают, ублажают и просят о помощи. Сохранить и уберечь, разрешить конфликт, помирить, дать силу и спокойствие. Но его нельзя вызвать специально. Он приходит только туда, где нужна его помощь. Ирэна наверняка успокоилась. Мужчина сюда уже несколько месяцев не заходил. А сейчас по два раза на дню проходит.
– А что может случиться? – спросила Соня, увлеченная новой историей.
– Все может. Говорят, что несколько лет назад этот старик пропал. То ли заболел, то ли еще что-то. И вода ушла. Море ушло. Вы же видели ступеньки. Раньше с них можно было прыгнуть в воду. А потом вода отступила. И больше не вернулась.
– Но ведь это хорошо, разве нет? Пляж появился. В конце концов, этому явлению можно найти научное объяснение – роза ветров, течения, отливы, приливы, глобальное потепление или что там еще может происходить. – Владимир не собирался верить в домовых в обличие старика.
– Никто не знает, что хорошо, а что плохо. Но пока старик здесь, беды не будет, – ответил Давид, давая понять, что просто пересказывает местное пророчество.
– И кто в это верит? – спросил Владимир.
– Все верят.
Владимир хмыкнул, но промолчал. Соня, как зачарованная, смотрела на Давида, словно он рассказывал ей сказку на ночь – увлекательную и страшную одновременно.
– Я устал, пойду спать, – сказал Владимир Соне.
– Я тоже пойду, наверное, – Соня выглядела уставшей.
В этот момент из кухни вылетел Макс, и, как будто специально, музыкант-саксофонист взял последнюю ноту. Так что повара услышали все.
– Все, я ухожу! Прямо сейчас! – кричал Макс.
Ирэна, приходя в себя после редких минут спокойствия и удовлетворения, нехотя, очень нехотя повернулась.
– Что опять случилось? – спросила она.
Владимир обнаружил, что на краю поляны, стараясь оставаться незамеченной, стояла хозяйка. Успела переодеться. Хозяйка застыла и наблюдала за происходящим.