Соня и Александра

Трауб Маша

Тогда они поругались. Так, как никогда не ругались раньше. После этого Владимир закрылся, да и Александра начала отдаляться. Владимир думал, что причина – в ее болезни, в месте, куда он ее повез, но все дело было в нем, и только в нем.

Александра всегда была очень спокойной. Иногда казалось, что нет такого события, которое способно выбить ее из колеи. Владимир называл ее «самураем» – она могла выстоять в любых ситуациях, не теряла разума, не впадала в истерику. Стойко воспринимала любые проблемы. Даже в момент, когда Владимир сказал ей, что они должны расстаться, что у них нет будущего, что он не

готов к семейной жизни и не очень понимает, что такое «люблю, не люблю», она только кивнула. За все годы, что они жили вместе, он ни разу не видел, чтобы она плакала. Даже слез в ее глазах не видел. Только в момент, когда она кивнула, спокойно собрала вещи, спокойно обулась и оделась, вышла, придержав дверь, чтобы ее не захлопнул сквозняк, Владимир не сдержался. Он бросился следом, спустился на следующем лифте и увидел, что Александра сидит в машине и плачет. Горько и безутешно. Он к ней не подошел, не смог. Но понял, очень отчетливо представил себе, как она выплакивает все, что может, в машине, а потом поднимается в квартиру, к нему – с улыбкой, спокойная, такая, какой он привык ее видеть. Она всегда смеялась его шуткам, улыбалась тогда, когда он ждал от нее улыбки, была серьезной, когда это ему требовалось. И только один раз, один-единственный раз она позволила себе пошутить.

Опять же там, на озерах. Они сняли маленький домик, одиноко стоявший на отшибе. Владимир давно мечтал о таком отпуске – жить на хуторе, ходить в лес, собирать ягоды и грибы. Рыбачить, жарить рыбу. Правда, на рыбалку так ни разу и не выбрался. Впрочем, как и в лес. Он просто гулял по округе, стараясь не уходить далеко от дома, спал, читал, подолгу сидел на улице, укутавшись в плед, предоставляя Александре возможность ездить на велосипеде с корзиной для продуктов в ближайший магазинчик и вести нехитрое хозяйство. Она тогда заболела, но все равно ездила в магазин, шмыгая носом и кашляя. Владимир один раз вызвался ей помочь, но привез совсем не то, что она просила. Забыл молоко и яйца, зато привез редьку и зеленый лук, при том, что не ел ни то, ни другое.

Александра, сморкаясь каждую секунду, пошла на пристань и вернулась с рыбой. Живой. Рыба дергалась на разделочной доске и била хвостом. Александра спокойно распорола рыбине брюхо и принялась чистить. Владимира тогда поразили ее спокойствие и отсутствие эмоций. Он любил рыбу только в готовом виде, стейками. Даже запеченную целиком, с головой, он есть не мог. Не говоря уже о том, что вид рыбьей требухи вызвал у него приступ тошноты. Чтобы не видеть, как Александра аккуратно вырезает жабры, он вышел во двор. Но она его позвала.

– Нужно голову отрезать. У меня сил не хватает, – сказала Александра и протянула ему нож.

Она была спокойна. К тому же выглядела совсем больной, едва на ногах стояла. И Владимир, переборов отвращение, взял нож и пошел отрезать голову рыбине.

Когда он начал резать, рыба ударила хвостом, и Владимиру стало нехорошо. Александра засмеялась. Так, как смеются дети, когда их шалость удалась. Владимир порезался, выронил нож и отбросил рыбину на пол, как будто она могла его укусить.

– Ты это специально сделала? – заорал он.

– Ну да, – ответила Александра, продолжая хохотать. – У тебя было такое лицо!

Вот тогда они и поругались. Александра не чувствовала себя виноватой –

она не извинялась, не просила прощения. Она просто пошутила. Владимир кричал, что таких шуток не понимает, что она над ним издевается. Александра тогда легла и сказала, чтобы он сам готовил себе ужин. Владимир сел на велосипед и уехал в деревню, где поел в какой-то забегаловке. И специально не купил ничего с собой, прекрасно зная, что Александра не ела и лежит больная и голодная.

Остаток отдыха они провели молча. В буквальном смысле слова. Владимир уезжал в деревню, не желая больше есть дома, уговаривая себя, что так создает меньше проблем Александре. Что и где ела она, он не знал и знать не хотел. После этого они и расстались. Владимир считал, что так будет лучше для всех.

И вот сейчас ему стало стыдно за себя, за свое поведение. Он был готов купить рыбу, почистить ее, отрезать голову – но не было рядом женщины, которая могла бы ее пожарить. И ведь и вправду тогда было смешно. И он вел себя как последняя сволочь – Александра болела, а он и пальцем не пошевелил, чтобы о ней позаботиться. Неужели он мог так поступить? Разве это был он? И она его ни словом не попрекнула. Нет, она его никогда не простит. И будет права.

Владимир смотрел на резвившихся в воде мальчишек и чувствовал, что не имеет права на этот отдых, на это море, на этот лежак. Ведь и сейчас он с Соней поступает неправильно. Так же, как с Александрой.

Он встал, убрал за собой шезлонг и пошел домой, подбирая слова, которые скажет Соне в извинение. Она лежала на диване в гостиной и переключала телевизионные каналы. Владимир открыл холодильник и выпил воды. В комнате было жарковато, но кондиционер работал. Значит, Соня выставила температуру под себя.

– Ты знаешь, тут мужчина странный ходит, пожилой, совсем старик, с палочкой. Я за ним пошел. Оказывается, на горе есть церквушка, – Владимир не знал, как начать разговор, и решил объяснить, где пропадал все утро.

Соня по-прежнему переключала каналы.

– Не сердись на Давида. Мне кажется, он не со зла все это говорил, – сделал еще одну попытку Владимир, но Соня не реагировала.

– А ты знаешь, что у Константина есть сын? – выложил Владимир последний козырь. – Мальчик, который играл на детской площадке.

– Как сын? – Соня вскочила с дивана, как будто речь шла о ее сыне, которого подменили в роддоме и теперь нашли. – Кто тебе сказал?

– Давид, – признался Владимир.

– Опять наврал. – Соня снова легла на диван и сосредоточилась на пульте.

– Ну почему? А вдруг правда? Мальчика привозят сюда, чтобы провел лето на море. Получается, что Ирэна – бабушка.

– А она об этом знает? – Соня не могла скрыть интерес.

– Наверное, знает, если мальчик здесь проводит каждое лето.

В этот момент в дверь постучали – зашла для уборки Надя.

– А правда, что мальчик, который на детской площадке играл, здесь каждое лето проводит? – спросила Соня.

– Правда, а что? Он вам помешал? Он не специально. Очень хороший ребенок. Ласковый. Только шебутной. Его все очень любят. И Константин, и Ирэна, и Дмитрий.

– Значит, это правда? – спросила Соня.

– Что, правда?

– Что Константин – его отец?

– Отец? Как? Нет, мальчик – племянник, – опешила домработница.