Соня Сомова спасает Новый Год

Толич Игорь

— О, входи, милая леди! — позвала баронесса.

Соня переступила порог и некоторое время поискала глазами хозяйку комнаты.

— Я тут! — откликнулась Глафира.

Девочка пошла на голос и вскоре очутилась перед баронессой, которая расслабленно полулежала в большом плетёном кресле-качалке, лениво потягивая горячий напиток из фарфоровой чашечки.

Соня едва узнала баронессу. Без фиолетового парика и обильного макияжа, в простом домашнем платье, она казалась совершенно другим человеком.

—

Садись, — позвала Глафира, указывая на кресло рядом с собой. — Давай вместе выпьем утреннего чаю. Знаешь ли, я по утрам предпочитаю всегда пить крепкий чай с долькой лимона.

— По утрам?.. — аккуратно спросила девочка, занимая указанное место. — Но сейчас почти три часа дня.

— Ох, дитя! — всплеснула руками баронесса Финтифлюшкина с таким драматизмом, который сразу развенчал все сомнения, кто сейчас находится радом с Соней. — Утро — это совсем не время суток, а состояние души! Когда душа пробуждается, тогда и утро.

— А когда, в таком случае, вечер?

— А вечер, — мечтательно сказала Глафира, — это когда душа поёт…

— Ясно, — протянула Соня и хотела уже перейти к непосредственному вопросу, с которым и явилась к баронессе.

Однако та перебила её:

— А ночь, — продолжила она всё в том же возвышенном тоне, — это когда душа искрится и трепещет…

— Я думала, что ночь — это когда душа спит, — поделилась своими умозаключениями девочка.

Глафира моментально схватилась за сердце, и Соня испугалась, что сейчас баронесса опять брякнется в обморок. И что делать в таком случае, она понятия не имела. Но, вопреки ожиданию, Финтифлюшкина осталась в полном сознании. Разве что на лице её отразилось негодование.

— Когда душа спит, это называется сон, — с укоризной объяснила она. — В мире стало так мало романтики и красоты, что даже такие замечательные понятия трактуются неверно.

Возможно, Соня могла бы поспорить с данным утверждением, но всё-таки предпочла дипломатично промолчать.

— Вот когда я была молода и красива… — продолжала баронесса.

— Вы и сейчас не старая, — заметила девочка.

— Да-да, — торопливо согласилась Глафира. — Но между молодостью и не-старостью — огромная разница.

— Какая же?

— Ах, дитя! — отмахнулась Финтифлюшкина, на самом деле польщённая, что её спрашивают о таких важных вещах.

Она схватила с маленького столика веер и принялась активно махать им, хотя на балконе и так было довольно прохладно и мух тут не летало.

— Молодость бывает в жизни только раз! — с какой-то упоительной торжественностью возвестила баронесса. — И снова дело не в летах и не в датах. А в состоянии души. Лишь когда человек чувствует что-то такое большое и светлое, сильное и яркое!..

— Солнце?.. — уточнила Соня.

— Что?.. — будто очнулась графиня.

— Ну, вы сказали: большое и светлое,

сильное и яркое. Это вы про солнце?

Глафира несколько щёлкнула глазами, будто бы переваривая услышанное. Даже веер в её руках на несколько секунд замер неподвижно.

— Ну… — произнесла она чуть погодя. — Можно и так сказать. Солнце — фигурально выражаясь.

— Как-как выражаясь? — снова уточнила девочка.

— Фи-гу-раль-но, — повторила по слогам баронесса. — Это значит в переносном смысле, иносказательно. Понимаешь, когда мы говорим про что-то яркое и светлое, не обязательно имеем в виду солнце.

— А знаете, я ведь именно за этим к вам и пришла! — обрадовалась Соня, кажется, сообразив, о чём толкует Финтифлюшкина.

— Правда? — живо откликнулась та. — Очень занимательно! Очень! Ну, расскажи мне, дитя! Что же тебя так сильно тревожит? Неужели… — тут она понизила голос и игриво пробормотала, прижав к губам веер: — Неужели принц Алан не даёт твоему сердцу покоя?

— Точно! — ещё сильнее обрадовалась девочка. — Я ведь для него в том числе стараюсь! А он всё равно ходит как бука и делает вид, что ему всё равно.

— О-о-о, понимаю!.. — всё с той же мечтательностью пропела Глафира и прикрыла глаза.

«Ну, вот! Теперь точно в обморок брякнулась!» — подумала Соня.

Однако баронесса моментально ожила:

— Поверь мне, дитя! — громко заявила она, что девочка едва не подскочила в кресле. — Мужчины, даже такие юные, как принц Алан, все одинаковые! Делают вид, что им ничего не нужно, а потом…

Глафира тяжко вздохнула и утёрла с глаз несуществующую слезинку.

— А что «потом»? — подалась к ней навстречу Соня, с любопытством слушая эту немного странную, но всё же очень занятную даму.

— А потом… — продолжила баронесса уже как-то печально и даже трагично. — Проходят годы. Никто не молодеет… Жизнь идёт своим чередом, а большое и светлое, сильное и яркое постепенно гаснет, гаснет… Пока совсем не погаснет…

— Звучит очень грустно, — заключила девочка.

Баронесса ответила ей улыбкой ещё более щемящей, чем та, что она видела на лице Тии. Глафира улыбалась почти страдальчески.

— Ты права, — сказала она и вновь протяжно, громко и театрально вздохнула. — Вот и в моей жизни уже совсем погасло солнце…

— Как же так? — Соня аж раскрыла рот от удивления. — Солнце же вон тут, на небосклоне.

Она указала благородной даме в сторону неба, где действительно в данный момент сверкало своими яркими лучами зимнее солнце Сиянии.

— Да. Но солнце в моей душе уже не греет.

— Это потому, что сейчас зима, — объяснила Соня. — Но потом обязательно настанет весна, а за ней — и лето. Тогда всё будет совсем по-другому. Вот увидите.

Глафира кивнула не очень-то уверенно, но с улыбкой: