Сообщество лояльных ведьм
Шрифт:
Губанов кивнул и взялся за стекло и пенопласт. Векшина передернуло от омерзительного писка, и он решил, наконец, обнаружить свое присутствие. Павел шагнул в пространство выгородки. Похлопал Николу по плечу.
– А, Паша, это хорошо, что ты пришел! Будешь присутствовать при моменте истины!
– Павел Артемьевич, остановите вы этого кретина! – вскричал в шкафу Артшуллер.
– Колись, враг народа! – зарычал Никола.
Векшин решил, что пора вмешаться. Вырвал у Николы пенопласт. Сел рядом.
– Чем ты сейчас занят Николай?
– Добиваюсь правды! – заявил Никола.
– Какой правды?
– Е-мое,
– Антисемит! – отреагировал запертый.
Векшин подошел к шкафу. В замке торчал обломок ключа.
– Никола, твоя работа?
– Моя! – без тени раскаяния сознался оператор. – Паша, дорогой, да за это убивать надо мучительной смертью!
– Так, Никола. Глубокий выдох и все по порядку, – сказал Векшин.
Губанов положил сигару в стоявший рядом бокал.
– Павел Артемьевич, официально вам заявляю: директор нашей съемочной группы – подлый обманщик и предатель…
– А ты фашист и хулиган! – успел вставить Иннокентий Михалыч.
– … он ввел меня, вас, нас всех в заблуждение, а режиссера вообще чуть не убил собственной ложью! Пленка-то наша лежит себе в сейфе на своем месте, а он врет, что она исчезла!
– Твою мать! – сказал Векшин.
– Его, его мать, Паша! И он мне говорит, что это просто недоразумение.
Векшин взял сигару и глубоко затянулся. Закашлялся. В шкафу задвигался директор. Векшин сходил к «амбразурному» входному отверстию, где он заметил приличный железный прут, и стал освобождать узника. Выходя из своей камеры-шкафа, тот имел довольно заплесневелый вид.
– Ну-с, Иннокентий Михалыч, что вы можете сказать по этому поводу? – спросил Векшин.
– Павел Артемьевич, это просто какая-то трагическая ошибка, клянусь мамой. На втором и третьем этаже студии стоят абсолютно одинаковые ряды сейфов. И там, и там есть цифра «13». Накануне мы положили пленку в сейф № 13 на втором этаже, а потом пришли забирать материал на третий этаж, к тринадцатому же сейфу. И что характерно, ключ подошел один к одному. А сегодня я обратил внимание на это совпадение. И, слава богу, обнаружил пропажу на втором этаже.
– Он еще и бога поминает… – проворчал Никола.
– Пили что-нибудь, перед тем как подходили к сейфам накануне? Только быстро! – спросил Векшин.
Антагонисты потупились.
– Так! Оштрафованы оба в размере месячной зарплаты. Чувствую, пора вводить в группе сухой закон. Сегодня, что у нас? Пятница? C понедельника в «Другой жизни» объявляется круглосуточный сухой закон. Иннокентий Михалыч, я попрошу вас сейчас позвонить в больницу режиссеру, обрадовать его и, конечно, выслушать первый поток благодарности.
– Паша, зря ты его отпускаешь, врет он! – снова расправил плечи Никола.
– А вас, Губанов, я попрошу остаться.
Когда отряхнувшийся Артшуллер вышел из павильона, значительно воспрявший духом исполнительный продюсер наконец удовлетворил свое жгучее любопытство.
– Так ты зачем Кешу в шкаф посадил?
Никола поднял на него свои чистые арийские голубые глаза и поведал:
– Я не только его в шкаф посадил – он же известный клаустрофоб – я ему еще и хард-рок включил, я его еще и сигарой травил, я его еще пенопластом по стеклу охаживал. Я все делал правильно – всех этих вещей
– Cкажи, Николай, у тебя в органах дознания никто из семьи не служил?
– Я потомственный кинематографист, Павел Артемьевич! – гордо заявил Губанов.
– Н-да. И все же сдается мне, что твоя прабабушка с каким-то чекистом согрешила! А если бы помер наш директор?! А если бы он рассудка лишился?!
– Да о чем ты говоришь?! Он же живуч, как…
– Все, Николай! А вообще я тебя поздравляю: будем снимать кино дальше. Шоу продолжается!
Никола кивнул. И они обнялись. А через три часа оба изрядно выпимших кинематографиста отколупывали кухонным ножом железные, намертво пришпиленные цифры на сейфах второго, третьего и, на всякий случай, четвертого этажа. А на другое утро Павел Артемьевич Векшин за свой счет заказал знакомому художнику-декоратору изготовление сейфовых номерных знаков, договорившись с руководством студии навсегда исключить из оборота цифру «13».
Х. Точка возврата
Ей ничего не снилось, кошмары ее не мучили, она дышала ровно и глубоко. Проведя 11 часов во власти безмятежного морфея, Елена Николаевна открыла глаза. На душе было легко. Она нажала кнопку на пульте телевизора.
– Вчера около двух часов ночи возле торгово-развлекательного комплекса «Бегемот» прозвучали несколько взрывов. Очевидцы из окрестных домов и охранники комплекса рассказывают, что по своей форме и звучанию взрывы напоминали скорее атмосферные явления – раскаты грома и сверкание молний, нежели стрельбу и взрывы гранат, сопровождающие криминальные разборки.
Красивая корреспондентка на экране телевизора, рассказывала о происшедшем увлеченно и приподнято. Может быть, она была неисправимой оптимисткой?
– Тем не менее, на месте происшествия были обнаружены два человека, хорошо известных в криминальном мире города. Иван Цимлянский по кличке Вано и его охранник находились в бессознательном состоянии неподалеку от своего сильно поврежденного лимузина.
Камера показала искореженные останки редкостного автомобиля.
– По словам врачей, работавших на месте происшествия рядом с торгово-развлекательным центром «Бегемот», лидеру одной из крупных преступных группировок города, Вано Цимлянскому нанесен значительный ущерб в паховой области, несовместимый в дальнейшем с исполнением им, Цимлянским, детородных функций. После оказания первой медицинской помощи пострадавшие пришли в сознание, но ничего по поводу событий, оказавшихся причиной их теперешнего плачевного состояния, сказать не могут. Медики констатируют потерю памяти. Свидетелей разыскать также пока не удалось. Столь необычное происшествие заставляет предполагать…
Лена села на кровати. Хорошее настроение не выдержало перехода из горизонтали в вертикаль и медленно осыпалось. «Ого! А ведь это, кажется, моя работа… Это что же получается? Опять мои законопослушные дамы проявились? Вовремя, надо признать. Хотя… А как же наша договоренность? Тихонова, а Тихонова, а ведь с тобою что-то происходит…»
Лена вошла в ванную комнату и открыла воду. Придирчиво посмотрела в зеркало и, что характерно, осталась собой довольна. Членовредительница прекрасно выглядела и не испытывала никаких угрызений совести.