Сообщники поневоле
Шрифт:
Ну, припомню я тебе все, ушибленный.
Не стала звонить Насте и говорить, что я переместилась в другое крыло больницы. Когда она очухается, сама наберет. Прошлась по коридору и уселась на свободную лавку. Бросила сумку на соседнее сиденье и вытянула ноги. М-да, совсем не так я свой день представляла, поедая утром блинчики. Может, и правда все дело во мне? Может, Довлатов прав, и я доставляю людям только неприятности?
Да ну. Бред какой-то.
Как можно верить человеку, который из-за ушиба поднял такую панику?
– У вас здесь родственник?
Слышу над ухом мужской голос и поворачиваю голову.
– У меня? Нет, что вы. Знакомый летчик.
– Летчик?
И вот знаете, по взгляду мужчины я поняла сразу две вещи: первое – он волнуется, второе – мне хотелось выговориться и тем самым поднять ему настроение.
Ну, я взяла и сдала Долматова с потрохами. А что? Смешно же со стороны. Взрослый парень, а вел себя как девчонка. Кому я еще могла рассказать, чтобы вместе посмеяться? Мама начнет нотацию читать, Смирнова у нас Мисс сочувствие, а баба Валя… О, ей потом расскажу.
– Обычный ушиб?
– Ага. Представляете? Он всю дорогу на палец свой молился, с таким видом, будто умирает.
Мужчина засмеялся. Нет, он заржал, хватаясь за живот.
– Не поверите, мой сын такой же. По виду и не скажешь, собранный, деловой, а в детстве на льду поскользнулся и упал. Ох я испугался. Думал, сломал что-то. И его жалко было, и себя. Жена убила бы сразу же. Но нет. Обошлось.
– Уверена, ваш сын точно так себя не вел.
– Я тоже в этом уверен, Фил повзрослел. Сейчас его ничего не возьмет. По крайней мере, вида не покажет. Передайте другу, что и ему нужно как-то держать себя в руках, особенно когда он в обществе дам.
Мужчина все еще продолжал хихикать, когда в мою голову начали прокладывать дорожку подозрительные мыслишки.
А что, если?
Не-е-ет.
Мало ли парней в этом городе с дурацким именем и непереносимостью боли?
Небось, тысячи.
Правда?
– Дядь Толь, вы чего здесь? – Неправда, если подходящий Обашкин обращается к моему соседу по смеху. – Фил в другой стороне. Пойдемте, я вас провожу.
– Марусь, а ты почему от него ушла?
Бли-и-и-н. Настя. Настя. Зачем?
Ну, все.
Теперь мне точно конец.
Глава 14
Очухались мы с дядечкой минуты через три, но комментировать наши с ним сплетни, хоть это и было весело, не решились. Зачем? И так же ясно, что мы разговаривали о совершенно разных людях. Разве кто-то сомневается в этом?
Эх.
Разбросаем по полкам события моего дня: первое - вылазка на второй этаж. По словам Обашкина, этот короткий поход равносилен преступлению и карается смертной казнью через щекотку. Так, едем дальше. Потом про Славика вспоминать будем. Особенно про взгляд его красноречивый, которым он меня сейчас карает. Второе – самое сладкое, издевательства над Филом. Честно-честно, понравилось. Когда я стану старой бабулей, то выйду во двор, сяду на лавочку и буду местной ребятне рассказывать сказку, как красна девица голыми руками расправилась с драконом. Да после таких баек я стану бабкой-легендой. Это которая не пирожками внуков пичкает, а анекдотами. Третье – тоже, кстати, веселенькое дело, но с последствиями: серфинг на Довлатове и его ушибленный палец. Четвертое –
Покачала головой, глядя на мужчину, неодобрительно фыркая. Типа, ц-ц-ц, ну как так можно? Про любимого ребенка. Куда мир катится?
– Слав, вы идите. Скоро вас догоню.
Догоню. Все уловили смысл? Значит, сейчас от меня избавляться будут. От мыслей, что два непонятно откуда появившихся амбала силком потянут меня к выходу, стало немного тошно. Интересно, дядька на такое способен? В принципе, он воспитал Карлсона, который то и дело грозится выкинуть меня в окно. Если прикинуть и представить, что Фил - огурец, а его батя – грядка. На какое расстояние огурец может откатиться?
Ох, мамочки.
Мне сейчас точно пинка под зад дадут.
Ну, на фиг.
– Насть, а что у тебя с глазом? – охаю, смотря на идеально чистый глаз Смирновой.
– Что там?
– Но раз мы в больнице, не помешало бы проверить. Пойдем, я видела, где находится кабинет лора.
– Так, если глаз, окулист же нужен.
– Я и его видела. Пошли, пошли.
И пока Обашкин не спалил меня, схватила его девушку под руку и потащила за угол.
– Что с глазом? Марусь, лучше ты скажи, чем я сама увижу. Распух? Отек? Капилляр лопнул? Бли-и-ин. Говорили мне, чтоб в темноте книжки не читала, а я же…
Слежки нет, амбалов на горизонте тоже не виднеется, а выход вон за той дверью. Поворачиваюсь к подруге и разжимаю хватку, отпуская ее руку.
– Дай еще раз посмотрю, – вглядываюсь в ее перепуганное лицо, и моя совесть даже не чихает. И правильно. Уж лучше пусть Смирнова поволнуется, чем я. – Не-е-е, показалось. Ничего нет. В больницах такое жуткое освещение, не замечала раньше? На лампочках экономят, что ли? А дальше что? Школы без мела останутся?
– Стоп. Я не успеваю. Лампочки, мел. Что?
– Эх, Смирнова. Замуж еще не вышла, а с соображалкой уже проблемы. Ты соберись, в конце концов. Людей понимать перестала, – и опять головой качаю. – Ладно, беги к своему. А мне идти надо.
– В смысле идти? Куда? Домой? Марусь, подожди, давай Славе скажем, и он нас отвезет. Вместе поедем. День такой тяжелый.
У тебя?
Не смеши мой купальник, Смирнова. День у нее тяжелый. Ну, дает.
– Бедная, – сочувственно отвечаю ей.
– Но мне по магазинам пробежаться надо. Завтра в универ, а у меня ручки до сих по нет и ластика. Не скучайте.
Оставляю ее одну, а сама к выходу иду.
Пф-ф-ф, не скучайте.
Судя по выражениям лиц Обашкина и всего его окружения, они только и делают, что целыми днями скучают.
Эх, нет в них Сажинского жизнелюбия.
А вот Смирнову, кажется, все устраивает.
Ужас.
Вот сейчас как до остановки добегу, как сяду в желтый лимузин за двадцать пять рублей с человека, и умчусь в закат. Правда, ехать долго придется, а еще и с пересадками, ведь Довлатова отвезли в частную клинику. Негоже его заднице, то есть пальцу, обычную посещать. Взял и настроение мне испортил, даже не присутствуя при этом. Сильно испортил.