Соотношение сил
Шрифт:
– Бедняга Отто! Все-таки присваивать чужое открытие очень вредно для здоровья. Конечно, можно сочинить тысячу оправданий, но это все равно что лечить рак морфием.
– Опять метафора. – Эмма брезгливо фыркнула.
Старик положил в рот очередной кусок, прожевал и спросил, прищурившись:
– Скажи, пожалуйста, кому принадлежит открытие расщепления ядра урана?
– Ну, хватит. – Она бросила вилку. – Ядро расщепили Ган и Штрассман, это общеизвестный факт.
– Ган и Штрассман просто повторяли опыты Ирен и Жолио Кюри! – Старик повысил голос, он почти кричал. – Кюри в Париже, Ферми в Риме четыре года, как безумные гонщики, соревновались,
– Нет, – прошептала Эмма и помотала головой.
– Успокойся, дорогуша, ни ты, ни твой муж доносов не писали, и Ган не писал, избави бог. Вы все относились к ней по-доброму, по-товарищески, особенно Ган. Она проработала с ним тридцать лет, без нее он не мог объяснить ни одного эксперимента. Но вам всем, включая Гана, было неловко, вам хотелось, чтобы эта еврейка поскорей исчезла, ее присутствие в институте всех вас, чистокровных арийцев, дискредитировало и подставляло под удар. До аншлюса с этим еще можно было мириться, она оставалась гражданкой Австрии. А потом…
– А потом руководство обратилось в министерство, чтобы ей выдали паспорт и дали уехать, – быстро пробормотала Эмма.
– И каков был ответ? – старик склонил голову набок, прищурился.
– Ответ? – Эмма пожала плечами. – Я не знаю.
– Я знаю! – Вернер внезапно схватил вилку и принялся жадно доедать остывшего цыпленка.
Эмма последовала его примеру. Она ела медленно. Аппетит пропал, но цыпленок был уж очень вкусный, жалко оставлять.
«Конечно, знает, именно эту историю он назвал последней каплей, уволился из института, демонстративно вышел из Германского физического общества. К счастью, хватило ума не отказаться от звания прусского академика и не вышвырнуть золотую медаль Планка. Все-таки был у них роман, из-за чужого человека не стал бы он так кипятиться».
– Открытие расщепления ядра урана принадлежит Лизе Мейтнер, – спокойно произнес Вернер и промокнул губы салфеткой.
– Это не совсем так, – возразила Эмма, дожевывая фасоль.
– Это именно так, дорогуша. – Старик откинулся на спинку стула и опять закурил. – А что касается ответа из министерства, я тебе скажу. Ей отказали в выдаче паспорта по политическим соображениям. Нежелательно, чтобы известные евреи покидали Германию. За границей они будут клеветать на Германию. И дальше примерно следующее: «Мы уверены, что Общество кайзера Вильгельма сумеет найти для профессора Мейтнер возможность остаться в Германии. Таково личное мнение рейхсфюрера Гиммлера».
Эмма взяла сигарету, но не закурила, сломала ее и медленно крошила табак из гильзы в пепельницу.
– Я не знала, я думала, это был просто отказ… – Она закашлялась и глотнула воды. – Но ответ слишком туманный, в нем нет гарантии безопасности профессору Мейтнер, в любой момент руководство, всех сотрудников института могли обвинить в укрывательстве, в покровительстве, это мина замедленного действия.
– И чтобы обезвредить мину, бдительные арийские ученые принялись писать доносы, мол, профессор Мейтнер собирается покинуть страну нелегально.
– Но все-таки ей удалось пересечь
– Нильс устроил ей побег, задержись она в рейхе хотя бы на неделю, ее бы отправили в лагерь, и тогда пришлось бы вам вместо уранового проекта заниматься чисто арийской физикой, теорией полой земли и космического льда на вашем отличном, новейшем оборудовании.
– Когда произошло открытие, Мейтнер уже полгода как не было в Берлине.
– И бедняжке Гану приходилось ежедневно писать ей в Стокгольм, без нее он не мог разобраться, что происходит с ядрами урана под нейтронным обстрелом. – Вернер выпустил колечки дыма и поймал одно на палец. – У Гана химические мозги, он способен только фиксировать результаты, изумляться и недоумевать. Чтобы объяснить странное поведение обстрелянных ядер, требовались мозги физика, и не вообще физика, а именно профессора Мейтнер.
– Вернер, почему вы так уверены, что Ган после отъезда Мейтнер писал ей, да еще каждый день? – тихо спросила Эмма. – Он осторожный человек, в конце концов, это просто опасно…
– Опасно! – Вернер скорчил испуганную рожицу. – Уж-жасно опасно! Вот он и твердит на каждом углу, что никакой переписки с Лизой у него нет и быть не может.
– Откуда вы знаете? Вы сто лет не были в институте, ни с кем не общаетесь!
– Я просто слишком хорошо знаю Отто. – Вернер замолчал, задумался, нахмурился и вдруг засмеялся.
Он хохотал так, что брызнули слезы.
– Не понимаю, что смешного? – буркнула Эмма.
– Извини, дорогуша, – пробормотал он сквозь смех, – вспомнил одно старое изобретение Отто времен Первой мировой. – Он глотнул воды, вытер салфеткой мокрые глаза. – Радиоактивная светящаяся масса для покрытия оружейных мушек. Лиза, разумеется, работала вместе с ним. Идея заключалась в том, что при помощи светящихся мушек можно стрелять в темноте. Образцы массы рассматривала оружейная комиссия прусского военного министерства. Выдержит ли сильные сотрясения, высокую температуру, не смоется ли проточной водой. Отто письменно и устно доказывал преимущества своего изобретения. И только Лизе, тихоне, скромнице Лизе, никогда не державшей в руках оружия, пришла в голову простая мысль, что при стрельбе в темноте должна светиться прежде всего цель, а потом уж мушка. Смазать массой солдат противника перед тем, как стрелять в них, вряд ли удастся.
– Господи, Вернер, да ведь вы любите ее! – выпалила Эмма.
Он молча кивнул.
– Давно?
– Точной даты назвать не могу.
«Неужели началось еще при Марте? – ужаснулась Эмма. – Марта знала, и Герман знал, молчал столько лет, а потом не выдержал, сорвался!»
Она вздрогнула, поймав грустный, спокойный взгляд старика.
– Догадываюсь, о чем ты сейчас подумала, дорогуша. – Он тяжело вздохнул. – Нет, это началось позже.
– Конечно, я не сомневаюсь, – краснея, пробормотала Эмма, – только почему же вы скрывали?
– Ничего мы не скрывали, просто не особенно афишировали. Кому какое дело? – Он улыбнулся. – Лиза буквально вытащила меня с того света, без нее я бы, конечно, слетел с катушек. Не выношу одиночества.
– Почему же не уехали с ней? Почему сейчас не едете?
– Не зовет. – Вернер развел руками. – Я предлагал, чтобы мы поженились, она не захотела. Считает, что у Германа и у тебя могут возникнуть проблемы из-за этого, а она не желает стать причиной чьих-то неприятностей, это лишает душевного покоя, который необходим для работы. Спасибо, помогла мне пережить самые тяжелые времена. А вообще, ей ничего не надо, кроме физики.