Соперник Цезаря
Шрифт:
— Ну и дела! — проговорил гладиатор. Лицо его раскраснелось, а глаза были сумасшедшие, пьяные. На щеке кровь — похоже, не своя.
Зосим поймал Упрямца и подвел к хозяину.
— Как он? — Клодий стряхнул с ладоней красные комья снега и похлопал коня по шее.
— По-моему, не ранен. Но лучше его в поводу вести. Надо галльскую лошадку прихватить. Лучше — парочку. Все равно в лесу пропадут.
Галльские лошади не желали даваться в руки. Все же одну удалось схватить, но Клодий осторожничал — не стал садиться на незнакомую конягу, велел Полибию вести за собой, а сам зашагал по дороге, держа дротик наготове. Начинало смеркаться. Дымом
Возле крайней хижины, от которой остались лишь несколько обгорелых бревен да черный очаг, валялись три трупа. Снег их припорошил — будто сама природа пыталась снарядить убитых в последний путь. Зосим спрыгнул с коня и перевернул мертвецов на спину, чтобы лучше разглядеть. Все трое — мужчины. Два тела, нагих и грязных — скорее всего, кто-то пытался придвинуть трупы к огню, но потом оставил это занятие. Третий — в красной военной тунике, хотя и без кольчуги. На правой ноге уцелела калига. [140] Лицо ударом дубины было превращено в кровавую кашу.
140
Калига — солдатский башмак, подбитый гвоздями.
— Наши, — сказал Зосим. Он всегда называл римлян «наши». А потом, будто опомнившись, добавлял: «римляне». Сейчас не добавил.
— За провиантом пришли. А их тут деревенские прикончили, — предположил Полибий. — Сегодня.
— Деревню сожгли не сегодня. И чего-то эти ребята, что повстречались нам на дороге, не похожи на деревенских, — проворчал Зосим. — Это наверняка люди Амбиорига, о которых нам говорили. Из убитых двое — фуражиры, с них одежду сняли, а третий — легионер, военную тунику оставили.
— Надо отсюда убираться. До темноты, — сказал Клодий.
— Куда убираться? — пожал плечами Зосим. — Ночью на дороге не лучше. Да и кони упрели. Их бы выводить сейчас, да овса насыпать и напоить. Самим бы поспать. Этих троих надо спрятать, ветвями закидать, чтоб потом свои могли вернуться за ними и похоронить по-человечески.
Путники переглянулись. Деревня не годилась для ночлега — все дома были разорены. Все, кроме одного. Не сговариваясь, они двинулись к единственной уцелевшей хижине на горушке. Верно, ветер, что гнал огонь по деревне, хижину эту миновал. Надо сказать, постройка была неказиста — стены чуть повыше человеческого роста, крыша покосилась, вокруг хижины — молодые елочки. Деревянная дверь скрипнула на крюках, отворяясь.
Внутри было темно, огонь в очаге не горел. Клодий распахнул деревянную ставенку на оконце и тогда сумел различить ложе, прикрытое косматой шкурой, пучки трав под стропилами, дубовый стол, на полках медный кувшин и глиняные плошки. И кувшин, и плошки были работы весьма недурной.
— Здесь и заночуем, — сказал Клодий. — Зосим, разведи огонь в очаге. А ты, Полибий, лошадьми займись.
— Так
— Кто заметит? Мертвяки? Не помирать же нам тут от холода.
Вскоре огонь радостно прыгал на сухих ветках, что заранее были сложены в очаге. Зосим вынул из сумки копченый поросячий бок, баклагу с вином, сыр и хлеб.
— Может, у хозяев есть припасы? — Взгляд его остановился на огромном деревянном сундуке. — А ну-ка, что там? — Ударом ноги Зосим откинул крышку.
Внутри сидела девчонка лет четырнадцати, с соломенными волосами и чумазым личиком, в длинной рубахе из некрашеной шерсти. Она испуганно ойкнула и прикрыла лицо ладошками.
— Вот и добыча, — сказал Зосим, схватил девчонку за локти и вынул из сундука.
— Ты кто? — спросил Клодий.
Девчонка не отвечала — лишь трясла головой и дрожала всем телом.
— Кто римлян убил, а? — спросил Зосим.
— Кого? — спросила она.
— Тех, что на краю деревни лежат.
— Не видала!
— Врет, — предположил Зосим. — Что с нею делать?
Клодий пожал плечами. Может, и не врет. Судя по всему, она прячется в сундуке уже несколько дней. А тех троих убили сегодня. Забрели сдуру на пепелище. Тут их и порешили.
— Есть хочешь? — спросил Клодий, отрезая кинжалом кусок свинины.
Девчонка затрясла головой.
— Так уж и не хочешь?
Она выглянула из-под ладошки. Есть ей, конечно, хотелось нестерпимо.
— Отпусти ее, — приказал Клодий.
Зосим разжал пальцы. Девчонка тут же бросилась к двери. Зосим хотел вновь схватить, но Клодий предостерегающе поднял руку, и девчонка выскочила из хижины.
— Убежит, — предположил Зосим.
— Куда ей бежать — ночью-то? Ей отлить надо.
Девчонка вскоре вернулась, присела на краешек скамьи, схватила кружку и жадно выпила вино, потом запихала кусок мяса целиком в рот. Зосим смотрел с интересом — подавится или нет? Клодий достал из кошелька серебряный денарий.
— Гай Юлий Цезарь! Где он? Понимаешь?
Девчонка хитро покосилась на Клодия:
— Чего не понять-то? Помаю… — сказала на вполне приличной латыни. — Цезарь стоит в Самаробриве.
— Ого, да она у нас ученая.
— Я из Провинции, [141] — объяснила она, — мой отец торговал с галлами. В Белгике мы редко бывали. Далеко.
— Тебя он с собой возил? — усомнился Зосим.
— А куда меня деть? Только в прошлом году со мной случися злая-презлая лихорадка. Он меня оставил в деревне у старухи-лекарки, обещался через месяц вернуться, но до сих пор не приехал.
141
Провинция — Нарбонская Галлия (современный Прованс).
— Откуда ты знаешь, где лагерь проконсула?
— Так деревенские к нему в лагерь три дня назад солому возили и зерно. А я ездила поглядеть, нет ли там отца. — Она вздохнула и покачала головой. — И не нашла.
— Завтра дорогу покажешь, — сказал Клодий.
— Кажу. — Она ловко выхватила из пальцев Клодия денарий. — А ты сам откуда? Из Провинции?
— Из Рима.
— Из Рима! — ахнула она.
— В Рим хочешь поехать? — внезапно предложил Клодий.
— Ага. — Девчонка нахмурилась и посмотрела на него подозрительно. — Только учти, я — свободна. У моего дяди в Массилии маслом торг.