Сопка голубого сна
Шрифт:
Они обсуждали это в палатке у Зотова, дело было уже к вечеру, как вдруг прибежал один из старателей, работавший в шурфе у первого гольца, и сообщил, что вдали виден дым, похоже, кто-то разбил там лагерь.
— Долгошеин на подступах,— сказал Шулим.
— Тогда давайте решать. Мне все ясно, и надо договориться до его прихода.
— Мы готовы. Все зависит от того, что вы предлагаете.
— Я вам даю,— медленно начал Зотов, поглядывая на кожаный мешочек, где золота было больше, чем Шулим сдал в Горное управление,— я вам даю семьдесят пять
— Но ведь там миллионы, Вадим Петрович! Миллионы! — воскликнул Шулим.
— Я не отрицаю. Но полмиллиона надо вложить в канал, в оборудование, в плату для тысячи рабочих.
— Я согласен,— сказал Бронислав. Шулим взглянул на него с укором.
— Что поделаешь, в таком случае и я согласен.
— Вы не пожалеете, господа. Я, кроме денег, обещаю вам свое покровительство, а это тоже чего-нибудь да стоит... Алексей Данилыч,— обратился он к Вельяминову,— составьте документ о перепродаже концессии и дату поставьте, допустим, третьеводнишнюю.
Вельяминов составил документ, Зотов написал обязательство, что тотчас же по возвращении в «Самородок» выплатит господину Шулимову И. И. семьдесят пять тысяч рублей за перепроданную им концессию.
Они расписались, обменялись документами и начали составлять программу завтрашней встречи, где кто будет стоять и как будет себя вести, разработали целый сценарий.
Когда они остались одни, Шулим обрушился на Бронислава с упреками, из-за него, мол, они получили отступного, вдвое меньше, чем полагалось, жалкую сумму взамен за миллионы!
— Жадность в тебе растет день ото дня,— ответил Бронислав.— Еще недавно у тебя не было ни гроша, потом ты думал, что нам перепадет всем вместе тысяч двадцать, а теперь, когда ваша с Евкой доля составляет пятьдесят тысяч, ты рыдаешь, ай-ай-ай, как мало, мне надо сто! Правду говорят французы, что аппетит приходит во время еды.
Назавтра с утра появилась кавалькада и начала медленно приближаться к палатке. Бронислав с «Парадоксом» наперевес стоял у входа. Во главе кавалькады ехал толстый мужчина в полицейской форме, рядом кто-то в штатском, оба с сетками на лице, потому что в июле гнус свирепствует больше всего, комары, мошкара, слепни и жигалки жрут немилосердно. За ними двое полицейских, тоже в сетках. Они выглядели как рыцари со спущенным забралом или как бандиты в масках. Сзади следовало несколько казаков и дюжина рабочих.
— Кто здесь хозяин? — воскликнул толстяк.— Я хочу говорить с хозяином!
Бронислав просунул голову в палатку.
— Вадим Петрович, вас спрашивают. Вышел Зотов, тоже с сеткой на лице.
— Вы владелец концессии?
— Я.
Толстяк откинул сетку, мешавшую говорить, открывая рыжие бакенбарды и жирную, налитую кровью физиономию, хорошо знакомую по портретам уездных самодуров времен Николая I.
— Я приехал провести расследование по поводу убийства на вашей концессии Николая Чутких и нанесения ран Степану Бурлаку.
— Увы, мне об этом ничего не известно. Меня здесь не было тогда.
— Как
— Спокойно, спокойно... Должность исправника за превышение власти тоже можно аннулировать.
Он откинул сетку с лица.
— Зотов моя фамилия. Значит, вы хотите аннулировать мою концессию?
Исправник шарахнулся, словно увидел перед собой мину, которая вот-вот взорвется. Он знал Зотова, его могущество и связи.
— Простите, я не узнал вас... Это из-за сетки.
— Вот что, я эту концессию откупил у ее законных владельцев и, как видите, уже развернул здесь работы. Что было раньше, меня не касается. Вы хоть десяток убийц ищите, участок мой и моим останется!
— Разумеется, раз вы его купили...— поддакнул расстроенный исправник.
— Так что же вас интересует: концессия или убийца?
— Разумеется, убийца.
— Тогда говорите. Со мной здесь господин Шулимов, которого это дело непосредственно касается.
Шулим высунулся из палатки.
Исправник, поняв, что участка ему все равно не видать, потерял к убийству всякий интерес. Но пришлось держать фасон.
— Поступило заявление от Степана Бурлака, который находится на излечении в городской больнице после ампутации руки. Он пишет, что вместе с другим старателем, Нечуем, стал случайным свидетелем ссоры молодого мужчины со старым и молодой убил старого.
— Каким образом?
— Застрелил. А потом заметил, что за ним наблюдают из-за деревьев...
— В тайге было дело?
— Да, в тайге. Он хотел избавиться от свидетелей и дважды выстрелил, раня Бурлака в руку, но тот с помощью Нечуя забрался в седло и ускакал. Кость у него была раздроблена, они долго плутали в тайге, началась гангрена, и пришлось ампутировать руку.
— Любопытная история, но сколько в ней правды? — засомневался Зотов и обратился к Шулиму: — А вы что скажете, господин Шулимов? Ведь этот молодой — вы?
— Да, я. Все это ложь, с начала до конца. Дело было не в тайге, а здесь, на голом месте. Посмотрите, видите холмик с крестом? Это могила Николая. Здесь был его шурф, в нем его и убили. Меня при этом не было, я как раз купал в озере лошадей. Прихожу, а Николай лежит на дне шурфа с проломленным черепом. Никто в него не стрелял, я бы услышал! Я требую судебной экспертизы! Она покажет, что Николай убит не выстрелом, а ударом кайла в затылок...
Он нырнул в палатку и тотчас же вернулся с кайлом в руке.
— Вот это кайло! Смотрите, на нем следы засохшей крови.
Исправник взглянул:
— Это может быть и ржавчина.
— Экспертиза покажет! — воскликнул Шулим.
— Когда прикажете эксгумировать тело? — спросил Зотов.
— Какая эксгумация в эту жару... Да и врача с нами нету.
— Как так? Вы едете вести расследование на месте преступления, знаете, что там труп, и не берете с собой врача?
— Так нелепо получилось, наш врач был как раз в отъезде.