Соправитель

Тарханов Влад

— Иван Митрофанович! Со всем почтением к вам!

— Присаживайся, любезный.

На столе материализовались две большие кружки пива. Маркеев при нём ни разу ничего крепче пива не пил. На удивление, напиток оказался хмельным, да не разбавленным.

— Хорошо пивко! — удовлетворенно крякнул Афанасий, заметил на столе высушенную до каменной крепости воблу, взглядом попросил разрешения, получил его и стал быстро чистить шелуху.

— Мне, Афонька, плохого не нальют. Пей пока да слушай. Дело есть к тебе.

— Так мы завсегда-с, со всем усердием, только прикажите-с.

Закивал головой юноша, уверенный, что дело пойдет об изготовлении очередной бумаги. Только на сей раз Маркеев его сумел удивить.

—

Нет, Афанасий, на сей раз так просто не получится. На сей раз ты мне понадобишься в Кронштадте. Завтра поутру приедешь, найдешь там вот по этому адресу госпожу Корж, Анну Ядвиговну. И у неё будешь меня ждать. Значится так, одежонку возьми теплую и темную, порши на ноги, так, чтобы ступали без скрипа. Нам тихонько прослизнуть надо будет. И о том, куда и к кому — молчок. Я появлюсь ближе к полуночи. До моего приходу выспись. Понял?

— Как же, сделаем, Иван Митрофанович, не извольте беспокоиться, ни одна живая душа.

— Вот и молодец. Тут три рубля. Это тебе на завтра, на проезд, за работу завтра рассчитаюсь. Не обижу.

— Да как можно, Иван Митрофанович, что я не понимаю, всё сделаем в лучшем виде.

— Не брал бы я тебя, Афонька, да один боюсь не справлюсь. Так что смотри, не подведи меня.

— Не извольте беспокоиться. Вы же знаете, я коли работа так тверезый, как стеклышко.

— Знаю, потому и дело с тобой имею. Ну, бывай…

Маркеев в два глотка осушил остатки пива и покинул заведение, оставив на столе денежку. Афанасия начала давить жаба, половому тут на чай оставалось ух как, тут и копейки хватило бы, но ополовинить оставленное не рискнул, рука у морячка тяжелая, от всякой глупости его отучили в самом начале знакомства. Да и за двоих рассчитался, чего уж тут. Юноша допил хмельной напиток, еще какое-то время раздумывал, как бы ему с Михеичем тоже наладить отношения, чтобы ему тут такое же наливали, впрочем, не с его счастьем. Тот типчик ушлый, господ за версту чует.

Что за авантюра ждет его, Афанасий и не подозревал. Госпожа Корж оказалась дамой весьма почтенного возраста. Узнав, что посетитель ее от Ивана Митрофановича, только кивнула головой и провела парня в бедно обставленную, но чистую комнату. Там была небольшая тахта из мебели еще круглый стол и несколько стульев. Сразу же юноша воспользовался советом Маркеева и заснул, благо, молодому организму сон был нужен всегда. Под вечер он был разбужен и накормлен. А в одиннадцать за ним зашел морячок. О чём они говорили с хозяйкой дома, Афонька не слышал.

— Ну что, парень, в уборную сходил? Молодец, тогда двинули.

Ну, они и двинули в сторону порта. Там, у складов, их на причале ждал паровой катер, причём уже готовый к поездке. Морячки быстро подняли сходни и катерок резво зачапал в сторону Санкт-Петербурха. Маркеев был одет под рабочего, в темную и теплую одежку, так и правильно — на море ночью было свежо. Но вот никак не признал бы Афонька в нём господина, да еще и флотского, он даже папироску курил дешевую, смердящую, шо аж дух захватывало.

В нужное время катерок стал подходить к точке назначения. И тут сердечко у Афоньки сжалось, да еще как сжалось! А приближались они к Заячьему острову, точнее, к Петропавловской крепости, точно, к ней, ибо корыто их взяло курс на Комендантскую пристань. Там они и закинули концы. Афонька вслед за Макеевым сиганул на пирс, им передали небольшой саквояж, который потащил сам Иван Митрофанович. И что там? А вдруг боньба? Да ну не может такого быть! А что ежели их сейчас возьмут прямо тут, на пристани? Обошлось. Их тут ждали. Невские ворота были чуть-чуть приоткрыты. Так, чтобы протиснуться смогли в узкую щелочку у караульного помещения. Слава тебе, Господи, идти, точнее, красться, им пришлось недалеко.

Меж комендантским домом и памятником Петру, а вот и цель их посещения — Петропавловский собор. В соборе никого не было. Казалось, что и тут их ждали — во всяком случае, в собор они зашли через вход для священнослужителей. Понимая, какое святотатство они совершают, Афонька весь сжался, стал одним комком нервов, но Маркеев точно вел его к нужной ему цели. Он смотрел на хронометр, удовлетворенно хмыкнул, махнул рукой. Они прошли мимо иконостаса, Афонька быстро перекрестился, но бить поклоны ему спутник не дал — легкий подзатыльник напомнил юноше, что они сюда не за тем пришли, чтобы Богу молиться. Третьи ряд колонн, это если считать от иконостаса, с правой стороны. Белый саркофаг. Дак это же могила покойного императора Михаила Николаевича! Что они делать тут будут? Свят, свят, свят! Неужто что-то злое задумал Иван Митрофанович?

— Помогай! — Тихо буркнул тот. Он достал из саквояжа небольшой фонарь, который и зажег. Потом небольшой ломик.

— Давай!

Тяжелая крышка с массивным крестом поддавалась с большим трудом. Но сдвинуть её смогли так, что предстало бледное лицо государя. От увиденного Афонька рухнул на землю без чувств. Очнулся от дурного запаху, что под нос ему сунул Маркеев.

— Дура! Тихо будь. Это маска такая. Свети мне.

Что хотел рассмотреть Иван Митрофанович, Афонька так и не понял, но вскоре крышка стала на место, а они тем же самым путем покинули Петропавловский собор и одноименную крепость. В Кронштадте у госпожи Корж молодой человек получил за труды Катеньку (ассигнацию в сто рублей) и был совершенно счастлив. Теперь он был уверен, что на приданное Степаниды вскорости сможет насобирать средства.

Глава семнадцатая. Святой престол не дремлет

Глава семнадцатая

Святой престол не дремлет

Вечный Город, Ватиканский дворец

18 мая 1889 года

Нет ни общественной нравственности, ни национального характера без религии, нет европейской религии без христианства, нет истинного христианства без католицизма, нет католицизма без Папы, нет Папы без его верховенства.

(Жозеф де Местр)

Папа Римский Лев XIII уже несколько часов не выходил из своей личной капеллы. Это не вызывало никакого беспокойства, ибо Винченцо Джоакино Рафаэль Луиджи Печчи, такое имя он носил, до избрания его главой католической церкви, любил оставаться наедине с книгами и блаженствовать, просматривая страницу за страницей. Те немногие доверенные люди, кои имели возможность лицезреть его за сим занятием, сравнивали Папу с Вольтером, отлично зная, что это доставляет удовольствие Его Святейшеству. Впрочем, и сам Папа отмечал, что некое физиономическое сходство имеет место. Непременной деталью интерьера была скромная серебряная табакерка, лежавшая на столике рядом с книгой. Верховный понтифик осуждал курение, но обожал нюхать табак, который изготовляли специально для него в Гаване с добавлением особых специй и лучшего розового масла. От этого занятия он получал двойную пользу, ибо понюшка, а после этого и чихание позволяли взбодрится и снять усталость. Недаром, древнегреческие врачи Книдской школы рекомендовали своим пациентам введение в полость носа различных веществ, называемых «эрринами», или слабительными для головы. Но эта, по сути, безвредная привычка оставляла явственные следы на одежде Папы. Поэтому заботливые служители имели наготове несколько мягких щёток, коими тщательно сметали табачные крошки с белой сутаны.