Сорняк, обвивший сумку палача
Шрифт:
— Я просто подумала, что помогу прибраться тут, а потом, может, мне найдут дело на кухне. Черт! — сказала я, выпуская угол одеяла из пальцев. — Ой, простите, миссис Ричардсон, боюсь, я немного неловкая. Мы такие испорченные в Букшоу, знаете ли.
Я неуклюже разложила одеяло на полу, скорчилась над ним и начала его снова складывать. Под прикрытием его пестрых шерстяных квадратиков — и телом заслоняя свои руки от Синтии, — я провела пальцами по ковру.
Я нащупала это сразу же: холодный
— Дай-ка мне это, — произнесла Синтия.
Я запаниковала! Она поймала меня, в конце концов.
Когда она вошла в комнату, я начала отчаянно ерзать, подергивая ногами и тыкая локтями во все стороны, словно пиками.
— Ой! — сказала я. — От этого одеяла у меня зуд по всему телу. У меня жуткая аллергия на шерсть.
Я начала яростно чесаться: руки, тыльную сторону ладоней, икры — везде, только бы не давать рукам покоя.
Добравшись до шеи, я сунула ладонь под платье и выпустила предмет. Почувствовала, как он упал и остановился на уровне талии.
— Давай сюда, — повторила она, выхватывая одеяло у меня из рук.
Я облегченно вздохнула, поняв, что она не видела, что я подобрала. Она хотела одеяло, и я радостно отдала его ей, несколько раз почесавшись по-собачьи на всякий случай.
— Я пойду помогать на кухню, — сказала я, направляясь к выходу.
— Флавия… — произнесла Синтия, делая шаг к двери и быстрым движением хватая меня за запястье.
Я взглянула в ее голубые водянистые глаза, в которых была написана решительность.
Но в этот момент из коридора донесся смех, первые прихожане добрались из церкви.
— Уж в чем мы, девочки де Люс, сильны, — я ухмыльнулась ей в лицо, проскальзывая мимо нее и наружу, — так это в приготовлении чая!
У меня было не больше намерений заваривать чай, чем наниматься грузовым ослом в угольной шахте.
Тем не менее я направилась прямиком по коридору в кухню.
— Доброе утро, миссис Робертс! Доброе утро, мисс Роупер! Я зашла проверить, хватает ли вам чашек и блюдец.
— Хватает, спасибо, Флавия, дорогая, — сказала миссис Робертс. Она занимается этим с начала времен.
— Но ты можешь положить яйца на нижнюю полку холодильника по пути на улицу, — добавила мисс Роупер. — Продавщица яиц, должно быть, оставила их на кухонном столе вчера. Ничто не хранится при такой погоде, как должно, совершенно. А потом, детка, наполни этот кувшин лимонадом. Мистер Спирлинг любит выпить стаканчик лимонада после церкви, и он всегда так щедр, когда миска для сбора пожертвований идет по кругу, мы же не можем оказаться у него
Пока они не успели изобрести еще какое-нибудь задание, я торопливо вылетела из кухни. Позже, когда у них будет время, возможно, за мытьем посуды, миссис Робертс и мисс Роупер обменяются словами, какая я милая девочка, не то что мои сестры.
Во дворе на церковном кладбище отец все еще стоял на вымощенной булыжником дорожке, терпеливо слушая Бонни Спирлинга, который рассказывал ему, слово в слово, что он только что говорил викарию. Отец кивал время от времени, вероятно, чтобы не уснуть.
Я сошла с дорожки в траву, делая вид, что изучаю надпись на обветрившемся могильном камне, выпирающем, словно желтоватый зуб из зеленой десны (Иезекия Хафф. 1672–1746. С миром в раю). Повернувшись спиной к отставшим сплетникам, я вытащила предмет, который уронила за лиф платья: как я и знала, это оказалась оранжевая эмалевая пудра-бабочка Ниаллы. Она лежала у меня на ладони, мягко мерцая под теплыми солнечными лучами. Мэг, должно быть, выронила ее во сне, лежа на кушетке в кабинете викария.
Я верну ее Ниалле позже, подумала я, пряча находку в карман. Она будет рада получить ее обратно.
Присоединившись к семье, я увидела, что Даффи восседает на каменной стене в передней части церковного кладбища, уткнувшись носом в «Анатомию меланхолии» Роберта Бертона, свое последнее великое увлечение. Как она умудрилась пронести в церковь и обратно такой пухлый том, я даже представить не могла, пока не подошла достаточно близко, чтобы заметить аккуратно сделанный крест из алюминиевой фольги, который она приклеила к черной обложке. О, какая мошенница! Хорошая работа, Даффи!
Фели стояла, смеясь, под дубами, распустив волосы так, чтобы они упали на лицо, как она делает, когда хочет походить на Веронику Лейк. В ее внимании купался одетый в грубый шерстяной костюм высокий светловолосый нордический бог. Мне потребовалась секунда, чтобы узнать в нем Дитера Шранца, и я поняла, не без доли уныния, что он целиком угодил в плен к Фели, вбирая каждое ее слово, кивая, как слабоумный дятел, и по-идиотски улыбаясь.
Они даже не заметили выражение отвращения на моем лице.
Тетушка Фелисити говорила с пожилой дамой со слуховой трубкой. Судя по их разговору, они старые подруги.
— Но не стоит гнуть спину и брызгать слюной, — говорила пожилая леди, скрючивая пальцы с накрашенными красным цветом ногтями, как когти, и они обе непристойно закудахтали.
Доггер тем временем терпеливо сидел на скамье под тисом, закрыв глаза, с легкой улыбкой на губах и подставив лицо солнцу, и выглядел в точности как те современные медные скульптуры, которые называют «Воскресенье».