Сорняк, обвивший сумку палача

Брэдли Алан

— Она ушла, — сказал он, не успела я и слова вымолвить. — Уж полчаса как.

Он дьявол, этот Доггер! Не знаю, как ему это удается!

— Она что-нибудь сказала перед уходом? Что-нибудь интересное, имею в виду?

С Доггером в качестве публики миссис Мюллет вряд ли могла воспротивиться желанию потрещать о том, что она приняла Ниаллу (бедная бродяжка!), устроила ее в уютной кровати с грелкой и стаканом разбавленного шерри и так далее, плюс полный отчет о том, как ей спалось, чем они завтракали и что осталось на ее тарелке.

— Нет. —

Доггер взял зазубренный нож для хлеба и приложил его к свежей буханке. — Мясо только что из духовки, яблочный пирог и взбитые сливки в кладовой.

Что ж, ничего не остается, кроме как начать заново с утра. Я заведу будильник, чтобы встать на рассвете, и поеду на ферму «Голубятня» и затем в лес Джиббет. Маловероятно, чтобы спустя все эти годы там остались какие-то следы, но Руперт и Ниалла разбили в пятницу лагерь на поле Джубили. Если мой план осуществится должным образом, я вернусь в Букшоу до того, как кто-то поймет, что я уезжала.

Доггер оторвал идеальный квадрат вощеной бумаги и завернул в него сэндвичи с огурцом, аккуратно отогнув край, словно больничное одеяло.

— Вчера вечером я подумал, что надо сделать их заранее, — сказал он, протягивая мне сверток. — Знал, что утром ты захочешь уехать пораньше.

Пелена влажного тумана висела над полями. Утренний воздух был сырым и промозглым, и я глубоко вдыхала, пытаясь окончательно проснуться, наполняя ноздри и легкие богатым ароматом темной земли и мокрой травы.

Въехав на велосипеде на кладбище Святого Танкреда, я увидела, что «воксхолла» инспектора здесь больше нет, а значит, заключила я, тела Руперта тоже. Не то чтобы они могли оставить его валяться на сцене кукольного театра с субботнего вечера до утра понедельника, но я поняла, что внутри приходского зала больше не будет лежать труп с выкатившимися глазами и ниточкой слюны, застывшей к настоящему моменту, как сталактит…

Если бы я думала, что тело еще там, я бы могла не устоять и вломиться, чтобы взглянуть на него еще раз.

За церковью я сняла туфли и носки и покатила «Глэдис» по залитой водой каменной дорожке. Вечерний субботний дождь увеличил уровень воды, волновавшейся вокруг ее спиц и шин, смывая накопившуюся грязь и глину от поездки в Бишоп-Лейси. К тому времени как я добралась до другого берега, «Глэдис» была чиста, словно расписная карета леди.

Я сполоснула ступни напоследок, уселась на траву и обулась.

Здесь, вдоль реки, видимость была еще хуже, чем на дороге. Деревья и изгороди виднелись бледными тенями, пока я катилась по травянистой обочине в сером шерстяном тумане, заглушавшем все звуки и цвета в мире. За исключением слабого журчания воды, царила полная тишина.

Внизу поля Джубили под ивами стоял заброшенный фургон Руперта, его веселая надпись «Куклы Порсона» явно диссонировала с местом и обстоятельствами. Признаков жизни не было.

Я аккуратно уложила «Глэдис» на траву и на цыпочках пошла к фургону. Может, Ниалла забралась внутрь и теперь спит

там, а я не хочу ее испугать. Но отсутствие конденсации на лобовом стекле сказало мне то, что я и так начинала подозревать: внутри старого «остина» никто не дышит.

Я всмотрелась в окно, но не увидела ничего непривычного. Обошла фургон, подергала ручку задней двери. Заперто.

Я начала описывать расширяющиеся круги по траве в поисках следов костра, но ничего. Это место было в таком же состоянии, как когда я оставила его в субботу.

Дойдя до конца тропинки на ферму, я резко остановилась, увидев веревку, натянутую поперек дороги, на которой висела табличка. Я нырнула под нее, чтобы прочесть.

«Полицейское расследование. Доступ запрещен. Полиция Хинли».

Инспектор Хьюитт и его детективы здесь уже побывали. Но, вешая табличку, они явно не учли, что кто-то может прийти из-за разлившейся реки. Несмотря на свое обещание инспектору, сержант Грейвс так и не выучил урок касательно людей, проскальзывающих с черного хода.

Что ж, очень хорошо. Поскольку здесь все равно ничего не видать, пойду я к следующей цели. Хотя в тумане ничего не было видно, я знала, что лес Джиббет лежит неподалеку отсюда на вершине холма Джиббет. Среди деревьев влажно и сыро, но я готова поспорить, что полиция не заявилась туда раньше меня.

Я протащила «Глэдис» под преградой и медленно покатила ее по тропинке, слишком крутой, чтобы можно было ехать на велосипеде. На полпути к вершине я засунула ее за изгородь из боярышника и продолжила подъем, окруженная со всех сторон расплывчатыми проблесками синего льна.

Затем внезапно прямо передо мной показались из тумана темные деревья. Я сама не подозревала, насколько я близко.

К дереву была прибита истершаяся от ветров и дождей деревянная дощечка с красными буквами: «Держитесь… прох…»

Остальную часть надписи отстрелили браконьеры.

Как я и знала, все в лесу было влажным. Я вздрогнула от промозглости, взяла себя в руки и углубилась в растительность. Не успела я пройти и полудюжины шагов сквозь папоротники, как промочила ноги до колен.

Что-то зашуршало в подлеске. Я замерла, когда темный силуэт безмолвно пролетел передо мной: наверное, сова, перепутавшая густой утренний туман с охотничьим временем в сумерки. Хотя она напугала меня, само ее присутствие успокаивало: значит, кроме меня, в лесу никого нет.

Я двинулась дальше, стараясь придерживаться едва заметных тропинок, любая из которых, как я знала, приведет меня к поляне в самой середине леса.

Между двумя древними сучковатыми деревьями дорогу преграждало что-то вроде поросших мхом ворот, их серое дерево искривилось из-за гниения. Я наполовину перебралась через препятствие, когда до меня дошло, что я снова на ступеньках старой виселицы. Сколько проклятых душ поднялось по этим ступенькам, перед тем как их вздернули? Сглотнув, я взглянула на остатки сооружения, открытые небу.