Сорок изыскателей, За березовыми книгами
Шрифт:
Ленечка, сидевший против меня, выронил книжку, снял очки и разинул рот. Кажется, я тоже открыл рот почти так же широко, как Ленечка.
Николай Викторович с силой взял Галю за плечи и поставил ее в проходе между скамейками. Сам он встал напротив нее, скрестив руки на груди. Он глядел на Галю в упор, и Галя глядела на него также в упор. Эта кудрявая тринадцатилетняя девчонка, не моргая, выдержала взгляд своего пионервожатого.
В полном молчании ребята столпились вокруг и ждали, что будет. Все пассажиры, не понимая, что происходит,
Николай Викторович молчал.
Галя была одета в такие же, как и мы, синие шаровары и куртку, обута в такие же белые кеды. Она первой начала говорить, слова произносила медленно, с расстановкой, но без запинки. Одновременно она протянула Николаю Викторовичу конверт и деньги:
— Вот вам от мамы письмо, а вот вам десять рублей семьдесят копеек. Десять — это мама передает, а семьдесят копеек я сама накопила.
Николай Викторович по-прежнему стоял, скрестив руки на груди, и по-прежнему молчал.
— Я с мамой до первой остановки на электричке проехала, а потом меня мама к вам в вагон посадила. А в моем рюкзаке килограмм колбасы ветчинно-рубленой, очень хорошей… А где мой рюкзак? — Галя вдруг спохватилась, беспокойно оглядела ребят.
— Цел, цел твой рюкзак, — шепнул Миша. Невыносимое молчание Николая Викторовича длилось уже несколько минут.
— А как же Галя сюда попала? Значит, она тоже пойдет с нами в поход? — вдруг выскочил Ленечка.
Гриша щелкнул его по носу.
Николай Викторович все еще удручающе молчал. Наконец, не говоря ни слова, он протянул руку, взял от Гали письмо. Она хотела передать ему деньги… Он отмахнулся, будто от горящих углей, и начал читать письмо про себя, потом молча передал листок мне.
Я прочел:
Дорогой Николай Викторович, простите, пожалуйста, но иначе поступить я не могла. Вера Ильинична меня не хочет и слушать, а я убеждена, что ваше замечательное путешествие послужит только на пользу моей дочери. Никогда она ничем особенным не болела. Если бы вы знали, как безумно она хочет идти в поход! Посылаю с ней…
Затем шли две строчки про колбасу.
Я дочитал письмо и отдал его Николаю Викторовичу.
— Вы как считаете, может ли она идти с нами в поход или нет? — Николай Викторович пристально взглянул на меня.
— Мм-м, с одной стороны, нельзя не считаться с мнением школьного врача, — начал я, — но, с другой стороны, мать утверждает, что ее дочь совершенно здорова, а шум в сердце достаточно частое явление среди детей переходного возраста, с третьей стороны, медицинские инструкции, случается, разрешают, а случается — не разрешают…
— Вы мне ответьте прямо: может Галя идти с нами в поход или не может? — очень невежливо перебил меня Николай Викторович. —
Многие ребята ахнули.
— И что это Галкино сердце вдруг вздумало шуметь?! — воскликнула Танечка.
— Я вам дам ответ после того, как самым внимательным образом выслушаю Галю, — стараясь быть каменно-твердым, ответил я.
— Так это же очень просто сделать! — обрадовалась Танечка. — Мы вытащим из рюкзаков одеяла, девочки встанут с ними на скамейки — вот здесь и здесь, все загородят, и получится прехорошенькая комнатка.
Николай Викторович одобрительно кивнул головой, но я горячо запротестовал:
— Нельзя выслушивать сердце на ходу поезда.
В конце концов договорились: Галя едет с нами до Владимира, там я ее осматриваю и решаю, взять ли ее с собой в поход или безжалостно отправить в Москву.
Я оглядел ребят. Впереди стояли Лариса Примерная, Танечка, Миша, Гриша, Вова… Галя успела уже спрятаться за спины подруг — ее не было видно. Только невозмутимый Ленечка вновь уселся в сторонке со своим «Капитаном Сорвиголова». Он, видимо, пришел к убеждению, что весь переполох благополучно разрешился.
— Как эти книги найдем, ничего ему не скажем. Пускай возвращается с пустым рюкзаком. — Эти угрожающие слова Миша явно бросил в мой огород.
Ух, как они на меня неприязненно смотрели! Неужели это те самые мальчики и девочки, которые совсем недавно вместе со мной с таким увлечением мечтали о походе?!
«Наш поход вот-вот сорвется, — с ужасом подумал я. — А вообще, кто меня связал со школой? Она».
И мне сделалось нестерпимо жалко девочку, но как врач я знал, что не имею права ее жалеть.
Ко мне обратилась Танечка:
— Доктор, милый, я стану за ней ухаживать. Мы ее будем так беречь, только пустите ее…
Лариса Примерная сняла очки, и я впервые увидел ее серые живые глаза. Обычно сдержанная, даже суховатая, сейчас она волновалась, смотрела на меня так выразительно.
— Доктор, не выгоняйте Галю, — попросила она.
— А я никаких книг искать не буду, — пробурчал про себя беловолосый Вова.
Темнело. Мы закрыли окна. Постепенно ребята успокоились, расселись по скамьям. Галя безмятежно дремала на плече Танечки. Лариса Примерная неистово строчила в свой дневник.
Да, сейчас ей придется наверняка не меньше пяти страниц накатать.
Николай Викторович подозвал Гришу:
— Знали вы про Галю?
Гриша молчал и ерошил свой чубчик.
— Ты мой ближайший помощник, давай признавайся.
— Знали, только Ленечке побоялись рассказать, — ухмыльнулся Гриша.
— Ах вот как! У вас настоящий заговор был? — притворно повысил голос Николай Викторович.
Кажется, сам он больше, чем ребята, хотел, чтобы Галя пошла с нами в поход…
А поезд все мчался, колеса вагона мерно стучали. За окном в полной тьме мелькал совсем черный лес. Ребята спали, кто сидя, кто лежа на скамьях…