Сорок изыскателей
Шрифт:
— Смотрите! — Люся подбежала к окну. — Небо на западе совсем очистилось. После этих дождей белые так и полезут. Завтра же всем отрядом — за грибами!
— У каждого золотоборского гражданина имеется великолепный фруктовый сад. Хотите центнер? — спросила меня Магдалина Харитоновна, сняла очки и попыталась очаровательно улыбнуться.
— Какой центнер? — не понял я.
— То есть сто килограммов любых фруктов, от вот такой дыни до малюсенькой смородины. — Магдалина Харитоновна красноречиво показала на пальцах. — Ребята завтра же нанесут.
— Что вы, что вы! Хватит килограмма три разных сортов варенья. — Я даже испугался, поняв, что переборщил с этим центнером.
— Ну, там видно будет, — загадочно ответила Магдалина Харитоновна и подмигнула Люсе.
Резкий телефонный звонок прервал нашу беседу. Я взял трубку и издалека, будто со дна глубочайшего колодца, услышал голос своей жены.
— Ты послушай! — завопил я. — Послезавтра приезжаю, везу очень много варенья и грибов и гостей везу, но не очень много… юных пионеров…
Я замолчал, прислушиваясь. В трубке так неприятно затрещало, словно мне в ухо заползла гусеница, и жена ответила что-то вроде «трум-тум-тум», а потом спросила: «Сколько?» Но чего сколько — грибов, варенья или пионеров, — я не понял и потому выдумал самый фантастический ответ на все возможные варианты вопросов:
— Варенья — десять банок, грибов — пять корзин, а ребят… ребят… — Я силился подсчитать: да, да, Галя отправится к своим родителям, захватит обоих дядюшек. Верно, и у других есть в Москве родные… — Человек двенадцать пионеров с двумя руководительницами. Хорошо? — закричал я.
А в телефоне снова невыносимо затрещало, и на этот раз уже не из колодца, а из бездонной шахты я услышал сперва «спасибо», а через некоторое время — «пожалуйста».
— Что — спасибо? Что — пожалуйста? — завопил я. Трум-тум-тум!.. И деревянный голос телефонистки:
— Заканчивайте разговор, пять минут истекло. Я положил трубку.
— Ну что? — нетерпеливо спросили все трое.
— Жена сказала: «За грибы и варенье — спасибо, и вообще… — не совсем уверенно добавил я, — пожалуйста, буду рада».
— Ну вот и прекрасно! — улыбнулась Елена Ивановна. — Какая ваша жена милая, отзывчивая женщина!
— Магдалина Харитоновна! — воскликнула Люся. — Действуйте! Вы — на своем фронте, я — на своем. Договоримся: к четырем часам утра ребята — к вам на квартиру с фруктами и ягодами. Доктор, а вы — с корзиной с Соней. Магдалина Харитоновна, вы варите варенье, а мы — в атаку на грибы.
— Только, пожалуйста, не так уж много, — попросил я. Но на мою просьбу, кажется, никто не обратил внимания. Я возвращался домой вместе с Люсей.
— Доктор, — спросила она, — а вы не боитесь? Мы не помешаем вашему Мише готовиться к экзаменам?
Я схватился за голову. Как я мог забыть, что в эти дни решается судьба моего сына?! «А хорошо ли я услышал мамин ответ?» — с ужасом усомнился я. Но отступать было уже поздно.
За буйной сиреневой зарослью в тихоньком переулочке
Еще не было и четырех утра, когда я и Соня, в шароварах и куртках, невыспавшиеся, взъерошенные, дрожащие от холода, подошли с двумя пустыми плетеными корзинками и с увесистыми мешками сахарного песку.
Магдалина Харитоновна, важная, надменная, варила на крыльце варенье. Она сдвинула вместе три керосинки и поставила на них огромный, ослепительно блестевший медный таз, напоминавший щит римского легионера. Как древнеримская жрица, она священнодействовала; тоненькие струйки пара поднимались над «треножником», запах был божественный, ни с чем не сравнимый.
Увидев меня, она милостиво разрешила мне подняться на крыльцо и заглянуть в розовую жидкость, клокотавшую в тазу. Соня получила столовую ложку пенки.
— Слива ренклод, своего сада, — гордо объявила Магдалина Харитоновна. — Давайте скорее сахар. Учтите, килограмм шестьсот граммов я положила своего, потом рассчитаемся.
Стали подходить мальчики и девочки, такие же заспанные, в такой же походной форме, как и мы, с такими же корзинками. Но их корзинки были совсем не пустые.
Каждый, когда подходил, улыбался, говорил приветливое «здрасте» и отдавал корзину Магдалине Харитоновне, стоявшей на верхней ступеньке. На самое крыльцо она не пускала никого.
Напрасно я сказал, что мне нужно варенье. Мне просто сделалось неудобно. В корзинах ребят были самые разнообразные фрукты и ягоды. Видно, сегодня до рассвета сорвал Витя Перец эти еще влажные светло-восковые, с красными прожилками яблоки. Такие же свежие, нетронутые были мелкие темно-пунцовые яблоки близнецов. Витя Большой явился с целой корзиной крупной, как вишня, черной смородины. Володя притащил сливовую падалицу, уже начавшую гнить, с живыми муравьями.
Магдалина Харитоновна, стоя на крыльце, принимала корзины, нюхала, трясла, хмурилась или улыбалась и сортировала продукцию, а через минуту поворачивалась к нам спиной и помешивала священное снадобье. Подошла запыхавшаяся Люся с чудесной оранжево-полосатой дыней.
— Здравствуйте, ребята! Здравствуйте, доктор! Это лично вам, — шепнула она. — Все в сборе? Стройся!
С палками и пустыми корзинами мы отправились за грибами. Километров через пять подошли к лесу. Белые стволы берез от самой опушки уходили в нескончаемую глубину леса. Мы свернули с тропинки и по мокрой от росы траве приблизились к березам.
— Нашел! — на весь лес крикнул Витя Перец и поднял руку с двумя маленькими, на толстых ножках оранжевоголовыми подосиновиками.
Все бросились к нему и окружили его.