Сорок лет Чанчжоэ
Шрифт:
Шаллер горько ухмыльнулся:
как будто он до сей поры был обласкан вниманием своей красавицы жены.
Белецкая в тот же час села за старенький — драйтмахер" и с этой минуты более ни на что не реагировала. В течение следующего года она не съела и крошки хлеба, не выпила и капли воды, хотя Шаллер три раза за день ставил перед ней поднос с едой. Первое время он пытался заговаривать с женой, но никакой реакции от нее не добился.
Обеспокоенный, он вызвал домашнего врача Струве, тот более часа ходил возле робота, отстукивающего непонятный текст, слушал сердце Елены со спины в трубочку, заглядывал в уши и не переставал удивляться вслух: — Странное дело!.. Поистине странное
— Вы говорите, что она вот уже месяц ничего не ест?
— Именно так, — отвечал Шаллер. — Ничего.
— Поразительно! Тогда каким же образом она сохраняет способность работать? И не пьет ничего?
— Ничего.
— Фантастика!.. Это первый случай в моей практике! Да и, пожалуй, в мировой!
Вы позволите навещать вас чаще?..
— Как вам будет угодно.
— Благодарю вас.
После осмотра Елены Белецкой Генрих Шаллер и доктор Струве пили на веранде чай.
— Вы знаете, — говорил доктор, посасывая яблочную карамельку. — Природа странная штука… Иногда выкинет такой фортель, что голова кругом идет. Все, чему долгие годы учился, чему в конце концов посвятил жизнь, оказывается бесполезным перед какими-то явлениями. Существуют же индийские йоги, способности которых ни наука, ни медицина объяснить не могут. Какой-то человечишка с чалмой на голове удерживает на животе слона или сидит под водой в течение двух часов… А тут в журнальчике прочел, как один велел себя живьем закопать и не выкапывать целый месяц… Правда, когда экспериментатора этого через месяц выкопали, то черви успели сожрать его труп наполовину…
Концентрация, дорогой Генрих Иванович, великая вещь — концентрация… Вот и уважаемая Елена Алексеевна, может быть, сконцентрировалась на чем-нибудь великом… Все бывает в этой жизни… Транс…
— Что же, она тоже йог? — спросил Шаллер.
— Может быть, и йог, или что-то в этом роде. Так или иначе, случай неординарный…
В дверях появилась рыжая курица. Она некоторое время разглядывала беседующих, вертя головкой, затем освоилась и принялась клевать с пола.
— Вот никчемная птица! — сказал Струве. — Стран ная штука, вы заметили, что со времени нашествия мы вовсе перестали есть курятину? Куры стали как голуби, мсивут, как хотят. Грязные никчемные птицы!
С тех пор доктор Струве стал навещать Шаллера каждую неделю и не переставал удивляться силе человеческого духа, способного удерживать тело без пищи и воды столь неограниченное время.
— Может быть, она из атмосферы всасывает в себя калории и воду? — думал Шаллер, разглядывая жену в окно. — Порами тела всасывает".
Шаллер вновь представил себе отточенную спицу, торчащую из спины Елены, и, отгоняя от себя видение, решил пройтись к бассейну, расположенному на пустыре за его домом.
Как говорили, этот бассейн построили шестьсот лет назад китайские монахи для отправления своих религиозных нужд. В бассейне всегда была горячая вода из минерального источника, заключенного буддистами в трубы. Впрочем, горожане к бассейну не ходили, будучи православными ортодоксами. Чаще посещали русские бани с веничками и квасом и от этого получали свое наслаждение.
Шаллер же, наоборот, частенько наведывался к источнику, выливающемуся в болыпую, выложенную цветными изразцами ванну, плавал в ней нагишом и чувствовал себя от этого прекрасно. Одинокий пловец был скрыт от посторонних глаз полуразрушенной стеной из белого камня, а потому был свободен в выборе поз и выражении лица, не рискуя быть замеченным случайным прохожим.
Генрих разделся, аккуратно сложил вещи и, осторожно ступая по мраморным ступенькам, спустился в воду. Окунулся
Шаллера всегда удивляла способность воды приводить душу в состояние полнейшего спокойствия и удовлетворения. Своим теплом, миллионами крохотных пузырьков, поднимающихся со дна, йодистым запахом она умиротворяла все чувства Генриха, вплоть до эротических. В воде было приятно думать, мысль текла размеренно, сама собою, и радовала своей новизной.
— Почему рыбы так молчаливы и спокойны, особенно в тропических водах? — думал Шаллер. — Потому что им тепло, а в теплой воде много растительной пищи и моясно без особого труда ее добывать. Теплая вода имеет удивительную способность рождать красоту, хотя красота отнюдь не обязательно имеет доброе начало, за частую наоборот: тот, кто красив, тот ядовит, кто неказист — имеет светлую душу. Некрасивые люди часто погибают при столкновении с красотой, красота пожирает их души, питаясь ими. Красота не может быть прекрасной, ей свойственно хищничество, как цветку растения пескеи, приманивающему к своим разноцветным лепесткам дуру муху вроде как для любви, а на самом деле — к смерти".
Шаллер открыл глаза и увидел в синем небе тусклую звезду.
Так и женщина приманивает своими прелестями незадачливого мужчину, жаждущего любви, но делающего шаг к смерти с каждой любовной утехой…
— Господи, сколько же лететь до этой звезды? — прикинул Генрих. — Столетия?
Тысячелетия?.. Как же понять, как же осознать бесконечность? Как может чему-то не быть конца?! Но если действительно поверить, что существует бесконечное количество вселенных с их огромными величинами, то, вероятно, существуют и бес конечно малые величины… — Мысль Генриха, подгоняемая теплой водой, спокойно потекла, прокладывая новое русло. — Ведь если существуют штуки меныпе атома, то существует что-то и меньше этих штук… Если взять секунду и разделить ее на тысячу, то получится одна тысячная секунды. А если разделить на миллиард, то одна миллиардная… Что же это получается? — подумал Шаллер, чувствуя, что подобрался к чему-то важному. — Следовательно, секунда времени может делиться без конца, как и преумножаться. Значит, последнее мгновение жизни человека длится бесконечно… Так что же получается — человек бессмертен в своем последнем мгновении? Значит, человек бессмертен в бесконечно малой величине!
Но бессмертен!.. — Генрих зажмурился от своего открытия. — Вот она истина, — прошептал он. — Истина — в бесконечно малых величинах!" Шаллер поплыл. Он плавал от одного бортика к другому, вкладывая все силы своих могучих рук в каждый гребок, пока не привык к своему открытию, пока не понял, что оно принадлежит только ему, что он один знает о бессмертии человека.
Он шумно дышал, отдыхая на мелком месте, как вдруг ему показалось, что из-за кустов на него смотрят чьи-то глаза. Шаллер прикрыл неприличное руками и шарахнулся в глубину. Поглядел с другого конца бассейна, но ничего подозрительного не увидел.
— Показалось, — подумал Генрих. — Или кошка бездомная забрела".
Шаллер еще некоторое время поплавал и, слегка устав, выбрался на берег.
Трещали под ногами осенние листья. Он оделся на мокрое тело и направился к дому, решив все же поиграть железом.
Поднимая к небу двухпудовые гири, Генрих подумал, что на этот раз не случилось Лазорихиева неба, вполне вероятно, что небо не выдержало в один день двух великих прозрений.
Надо было, конечно, сначала гирями позаниматься, а уж потом в бассейн идти, заключил Шаллер. Придется из ведра ополаскиваться…