Сорок лет Чанчжоэ
Шрифт:
Митингующие требовали от властей немедленного решения проблемы, а иначе они примут свои меры.
Успокаивать демонстрантов удавалось лишь одним способом: члены городского совета поочередно выходили на балкон и демонстрировали собравшимся свои затылки, украшенные точно такими же, как и у собравшихся, перьями.
Народ успокаивался, раздумывая, что если и у сильных мира сего на головах растут крылья, то чего уж говорить о них, о смердах.
— Так что же, господа, будем делать? — спросил губернатор Контата у собравшихся.
Все члены городского совета молча жевали бутерброды и запивали их кто чаем, кто кофе. Каждый из них уже множество раз передумал про себя, как решить создавшуюся проблему, и бесполезность этих попыток была написана у всех на лице.
— Как вам удается производить такую вкусную ветчину? — спросил г-н Персик у г-на Туманяна. — В каких только городах и весях я не едал ветчины, но ваша самая превосходная! Этакая жирненькая, розовая!.. — Г-н Персик взял с подноса еще бутербродик и с наслаждением откусил от него кусочек.
Скотопромышленник Туманян натянуто улыбнулся и, поднявшись со своего места, сказал:
— Надо нам принять в члены городского совета кого-нибудь из народа!
Все с удивлением посмотрели на него, и каждый отметил, что у скотопромышленника по-прежнему красивые глаза.
— Это успокоит население, — пояснил он. — Разрядит наэлектризовавшуюся обстановку.
— У нас уже есть представитель народа! — заметил г-н Мясников. — Г-н Персик…
Если только заменить его!..
— Свинская шутка! — возмутился представитель обывателей. — И достаточно жлобская!
— Кто же шутит!.. Вы, господин Персик, дорого обходитесь казне! Я заметил, что вы уже съели шестнадцать бутербродов сегодня! — сказал г-н Мясников. — Объявим народу, что вы растратчик, и переизберем вас! Налогоплательщики любят, когда низвергаются авторитеты!
— Да вы!.. Да знаете что!.. Я вам!.. — От возмущения г-н Персик заверещал что-то нечленораздельное, но по-прежнему держал в руке надкусанный сандвич.
— Господа, господа! — недовольным голосом попросил Ерофей Контата. — Прошу вас, прекратите!.. Вы в самом деле как малые дети!.. Надо решить серьезный вопрос! Так давайте его решать!
— А мне, например, нравятся мои перья! — сказал г-н Бакстер. — И жене моей они по вкусу. Все лучше, чем лысина! — Он сделал большой глоток из чашки с кофе. — Да и мне интересно перебирать перышки супруги. Все-таки хоть какое-то чувство новизны!
— Скажите, ваше преосвященство, что нам нужно делать в этой ситуации? — спросил Контата, закрываясь зеленой гардиной от улицы. — Мы нуждаемся в вашем совете.
Митрополит Ловохишвили позвякивал четками и, казалось, не слышал вопроса губернатора. Он сидел, склонив голову, уткнувшись густой бородой в колени, — этакий мыслитель, — и присутствующие
— На все воля Божья! — рек митрополит. — Отдадимся промыслу Божьему и потечем в потоке его воли. Река всегда впадает в еще большую реку, а та в свою очередь оплодотворяет своими водами океан!
После высказывания Ловохишвили все присутствующие притихли. Сам митрополит с удвоенной силой защелкал четками.
— Знаете, — не выдержал г-н Бакстер, — иногда кто-нибудь скажет что-нибудь эдакое, умное, так что оскомина на зубах, как будто лимон целиком сожрал! И в харю хочется такому умнику дать!..
— Все!!! — вскричал митрополит, вскакивая со своего места. — Больше я не могу этого терпеть! — И принял боксерскую стойку. — В харю мне хотите дать?!
Извольте попробовать!
Господин Бакстер тоже вскочил со своего кресла, но его полная фигура на взгляд проигрывала внушительной конституции Ловохишвили.
— Нуте-с! — шипел наместник Божий. — Вот моя харя! Дайте по ней! Ну же!..
— Как-то рука не поднимается бить попа! — ответствовал г-н Бакстер, отступая к окну. — Вот когда Папа Римский даст вам пинка под зад!..
— Это я поп!!! — заорал в бешенстве митрополит. — Да я тебе, жирный ублюдок, все перья повыщипываю! — И, раскинув руки, стал надвигаться на противника.
— Давай-давай! — подзуживал Бакстер, готовясь провести борцовский прием, виденный им когда-то в заезжем цирке. — А я воткну твои перья тебе же в зад!
Все остальные члены городского совета с огромным интересом наблюдали, чем кончится этот долгожданный поединок. Лишь губернатор Контата, сознавая свою ответственность перед судьбами мирскими, решительно шагнул на середину залы, вставая между коллегами.
— Прекратите! — оглушительно сказал он, так что зазвенели хрусталем подвески на люстре. — Всем сесть!
— Ну уж нет! — процедил сквозь зубы митрополит. — Сначала дело закончим, а потом уже сядем!
И вот на этом самом интересном месте дверь в залу неожиданно открылась и в нее вбежал запыхавшийся юноша-курьер.
— Там это!.. Там кур!.. — никак не мог выговорить курьер. — Ух!..
— Что там? — переспросил губернатор. — Вы что врываетесь во время заседания?
Вы в своем уме?!
— Да там!.. Там такое!..
— Говорите яснее, черт побери!
— Там кур уничтожают! — сформулировал наконец юноша.
— То есть как уничтожают?!
— А так!.. Убивают их по всему городу! Головы отрывают! Жгут огнем и автомобилями давят!
— Вот это да! — протянул г-н Персик.
— Бунт, что ли? — спросил г-н Туманян.
— Ага! — радостно подтвердил курьер. — Народный бунт!
— Проваливайте отсюда! — заорал Ерофей Контата.
— Что? — не понял юноша.
— Вон отсюда! — завопил губернатор.