Сорок лет среди грабителей и убийц
Шрифт:
К его плечу прислонилась рослая красивая женщина. Другая женщина сидела к окну спиной. На скамье восседал рослый мужчина в форменном кафтане с бляхой и с трубкой в зубах.
На столе стояли зеленый полуштоф, бутылки с пивом и деревянная чашка с каким-то хлебовом. Между присутствующими царило согласие, лица выражали покой и довольство. Чухонец что-то говорил, взмахивая рукой, и все смеялись.
Я решился на отчаянный шаг и постучал в окошко.
Все вздрогнули и обернулись к окну. Чухонец вскочил, но
Признаюсь, я дрожал – отчасти от холода, отчасти от волнения. Дверь распахнулась, и в ее просвете показалась высокая фигура хозяина. Опираясь плечом о косяк, он придерживал свободной рукой дверь.
– Кто тут? Чего надо? – грубо окрикнул он.
Я выступил на свет и снял картуз.
– Пусти, Бога ради, обогреться! – сказал я. – Иду в город, озяб, как кошка.
– Много вас тут шляется! Иди дальше, пока собаку не выпустил!
Но я не отставал.
– Пусти, не дай издохнуть! У меня деньги есть, возьми, коли так не пускаешь.
Этот аргумент смягчил сторожа.
– Ну, вались! – сказал он, давая дорогу, и, обратясь к чухонцу, громко пояснил:
– Бродяга!
Я вошел и непритворно стал прыгать и колотить нога об ногу, так как чувствовал, что они окоченели.
Все засмеялись. Я притворился обиженным.
– Походили бы в этом, – сказал я, сбрасывая с ноги галошу, – посмеялись бы!
– Издалека?
– С Колпина! Иду стрелять пока што…
– По карманам? – засмеялся сторож.
– Ежели очень широкий, а рука близко… Водочки бы, хозяин! Озяб!
– А деньги есть?
Я захватил с собой гривен семь мелкой монетой и высыпал теперь их на стол.
– Ловко! Где сбондил?
Я прикинулся снова и резко ответил:
– Ты не помогал, не твое и дело…
– Ну, ну! Мое всегда цело будет! Садись, пей! Стефка, налей!
Сидевшая подле чухонца женщина взяла полуштоф и тотчас налила мне стаканчик. Я чокнулся с чухонцем, выпил и полез в чашку, где были накрошены свекла, огурцы и скверная селедка, что-то вроде винегрета.
Сторож, видимо, успокоился и сел напротив меня, снова взявшись за трубку. Чухонец с голубыми глазами ребенка стал меня расспрашивать.
Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию.
Сторож слушал меня, одобрительно кивая головой. Чухонец два раза сам налил мне водки.
– А где нынче ночевать будешь? – спросил меня сторож, когда я окончил.
– А в лавре! – ответил я.
– Ночуй у меня, – вдруг к моей радости предложил сторож. – Завтра пойдешь. Вот с ним, – он кивнул на чухонца.
Я равнодушно согласился.
– Как звать-то вас? – спросил я их.
– Сразу в наши записаться хочешь? – засмеялся сторож. – Ну что ж! – И он назвал всех: – Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут
Я простился со всеми за руку, и он отвел меня в угол за печку. Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.
– Тут и спи. Тепло и не дует, – сказал он и вернулся в горницу.
Я видел свет и слышал голоса. Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.
Павел с Мишкой о чем-то шептались, но я не мог разобрать их голосов.
Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь. Я насторожился. В ту же минуту на меня пахнуло холодным воздухом, и раздался оглушительный голос.
– Водки, черт вас дери!
– Чего орешь, дурак! – ответил Павел.
– Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на шоссе простоял, так ничего себе!
– А чего стоял?
– Чего? Известно чего – проезжего ждал!
– Ну, дурак и есть! – послышался голос Мишки. – Ведь было сказано, пока наших не выпустят, остановиться.
– Го, го! Дураки вы, если так решили. Остановитесь, все скажут – они и душили. А их выручать надо.
– Лучше двое, чем все!
– Небось! Лучше ни одного…
– Жди, дурак! У них там завелся черт – Путилин. Всех вынюхает.
– А я ему леща в бок.
Я тихо засмеялся. Если бы знал Павел Славинский, кого он приютил у себя!
Они продолжали говорить с полной откровенностью.
– А у Сверчинского кто?
– Сашка с Митькою.
– А они как решили?
– Да как я! Душить…
И пришедший грубо расхохотался.
– Значит, к тебе добра и не носить, а?
– Зачем? Носить можешь, я куплю.
– Ну, то-то! Так бери!
На стол упало что-то тяжелое.
– Постой! – вдруг сказал Мишка.
Я услышал его шаги и тотчас раскинулся на тюфяке, притворившись спящим. Мишка нагнулся и ткнул меня в бок. Я замычал и повернулся. Он отошел.
– Что принес? – почти тотчас раздался голос Павла.
– А ты гляди!..
Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому. Разговор шел отрывочными фразами.
– Где достал?
– А тебе што?
– Нет, я так. Дрянь уж большая.
– Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!
– Где как, а у меня красненькую.
– Красненькую! Да ты жид, что ли?
И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.
– Тише, дьяволы! – закричал наконец Мишка. – Ведь тут… – и он не договорил, вероятно, сделав жест.
– А ну его! – отозвался хозяин. – Он нашим будет! Ну, двадцать рублей – и крышка!
Они опять стали кричать, потом на чем-то поладили.
– Ну, пошел, – сказал пришедший.