Сорок пять(изд.1982)
Шрифт:
Так прошло два часа.
Когда путники въезжали в Вильворд, Реми услыхал топот коня, мчавшегося галопом.
Он остановился, долго вглядывался в даль, но его зоркие глаза тщетно пытались пронизать ночной мрак.
— Сударыня, — сказал он своей спутнице, — уже светает; примите мой совет: остановимся здесь — лошади устали, да и нам необходимо отдохнуть.
— Реми, — ответила дама, — вы напрасно стараетесь притвориться передо мной. Вы чем-то встревожены.
— Да, состоянием
— Поступайте так, как найдете нужным, — ответила Диана.
— Так вот, давайте въедем в этот переулок, в конце которого мерцает фонарь, — это знак, по которому узнают гостиницы; поторопитесь, прошу вас.
— Стало быть, вы что-нибудь услыхали?
— Да, как будто конский топот. Правда, мне думается, я ошибся, но на всякий случай я чуть задержусь, чтобы удостовериться, обоснованны мои подозрения или нет.
Диана пришпорила своего коня и направила его в длинный извилистый переулок. Реми дал ей проехать, спешился и отпустил поводья своего коня, который, разумеется, тотчас последовал за конем Дианы.
Сам Реми притаился за придорожной тумбой и стал ждать.
Диана постучалась в дверь гостиницы, за которой, по стародавнему фламандскому обычаю, дремала широкоплечая служанка с мощными дланями.
Служанка тотчас же отперла входную дверь и радушно встретила путешественника или, вернее, путешественницу. Затем она открыла лошадям широкие сводчатые ворота, куда они вбежали, почуяв конюшню.
— Я жду своего спутника, — сказала Диана, — дайте мне посидеть у огня; я не лягу, пока он не придет.
Тем временем Реми подстерегал всадника, о присутствии которого его предупредил конский топот на дороге.
Реми видел, как тот доехал до переулка и, заметив фонарь, замедлил шаг; очевидно, он колебался — продолжать ли ему путь или направиться к гостинице.
Реми схватился за нож.
«Да, это он, — сказал себе верный слуга. — Он здесь, в этом краю, он снова следует за нами. Что ему нужно?»
Всадник скрестил руки на груди; лошадь тяжело дышала, вытягивая шею.
Он безмолвствовал; нетрудно было угадать, что он спрашивал себя, повернуть ли ему назад, скакать ли вперед или же постучаться в гостиницу.
— Они поехали дальше, — вполголоса молвил путник. — Что ж, надо ехать!
И, натянув поводья, он продолжал путь.
«Завтра, — мысленно решил Реми, — мы поедем другой дорогой».
Он присоединился к Диане, с нетерпением ожидавшей его.
— Ну что, — шепотом спросила она, — нас кто-то выслеживает?
— Никто, я ошибся. На дороге нет никого, кроме нас, вы можете спать совершенно спокойно.
— О! Мне не спится, Реми,
— Так, по крайней мере, поужинайте, сударыня, вы и вчера ничего не ели.
— Охотно, Реми.
Снова разбудили несчастную служанку; она отнеслась к этому так же добродушно, как в первый раз; узнав, что от нее требуется, она вынула из буфета окорок ветчины, жареного зайца и варенье. Затем она принесла кувшин пенистого пива. Реми сел за стол рядом со своей госпожой, взял хлеба и не спеша стал есть его, запивая пивом.
— А мясо? — спросила служанка. — Что ж вы мясо не берете, сударь?
— Спасибо, дитя мое, не хочу.
Служанка всплеснула руками, выражая этим изумление, которое ей внушала необычная умеренность незнакомца.
Сообразив, что в этом жесте служанки есть и некоторая досада, Реми бросил на стол серебряную монету.
— О господи, — воскликнула служанка, — мне столько не нужно, с вас всего-то следует шесть денье за двоих!
— Оставьте себеэту монету, милая, — сказала путешественница. — Мы оба, брат и я, едим мало, но вовсе не хотим уменьшить ваш доход.
— Скажите, дитя мое, — спросил Реми, — есть ли проселочная дорога отсюда в Мехельн?
— Есть, сударь, но очень плохая; зато… большая дорога очень хороша.
— Знаю, дитя мое, знаю. Но мне нужно ехать проселочной.
— Ну что ж… я только хотела вас предупредить, сударь, потому что ваш спутник женщина, и эта дорога для нее будет вдвойне тяжела, особенно сейчас.
— Почему же, дитя мое?
— Потому что этой ночью тьма-тьмущая народа из деревень и поселков отправляется в ближайшие окрестности Брюсселя.
— Кто же переселяется?
— Да все те, что живут в деревнях, поселках, городках, где нет ни плотин, ни укреплений.
— Странно все это, — молвил Реми.
— Мы тоже уедем на рассвете, — продолжала служанка, — из нашего города все уедут. Вчера в одиннадцать часов вечера весь скот по каналам и проселочным дорогам погнали в Брюссель; вот почему на той дороге, о которой я вам сказала, сейчас, наверно, страх сколько набралось лошадей, подвод и людей.
— Почему же они не идут большой дорогой?
— Не знаю: таков приказ.
Реми и его спутница переглянулись.
— Но мы-то можем ехать проселочной дорогой? Ведь мы держим путь в Мехельн!
— Думаю, что да, если только вы не предпочтете отправиться, как и все, в Брюссель.
Реми взглянул на свою спутницу.
— Нет, нет, мы сейчас же поедем в Мехельн! — воскликнула Диана, вставая.
Реми еще не расседлал лошадей; он помог своей спутнице вдеть ногу в стремя, затем сам вскочил на коня — и рассвет уже застал их на берегу Диле.