Сорок утренников (сборник)

Коноплин Александр Викторович

— А как же я? — спросила Верочка.

Но из военкомата Кира вернулась присмиревшей.

— Отказали. Говорят, если понадобишься, заберем без твоего согласия, а пока иди, работай…

Верочка облегченно вздохнула.

* * *

Осенью немцы сделали попытку разбомбить железнодорожный мост через Волгу. Их не пустили зенитчики и появившиеся в самый последний момент тупоносые маленькие истребители. «Юнкерсы» кинулись прочь и побросали бомбы куда попало. Одна разорвалась недалеко от Тихого переулка. Старому дому, где жили Ордынцевы, было далеко за

сто. Взрывной волной его сильно тряхнуло, он застонал, заскрипел, покосился и придавил парадное крыльцо. Жителям предложили выехать, но они не согласились. Бухгалтер-холостяк Лизунов не поехал из принципа: «Если бы город охраняли как следует, бомбы не падали где попало…» Одинокая старушка Анна Ивановна сказала, что хотела бы умереть там, где родилась, Зоя Александровна не рискнула оставить огород, где у нее к тому времени выросла репа, картошка, морковь, свекла, а Кира отказалась уехать от почтового ящика: Борис мог писать только по этому адресу.

Ожидание писем становилось день ото дня мучительней. Однажды Кира не выдержала, пришла в райком комсомола и потребовала направить ее через военкомат в действующую армию.

— Хотя бы медсестрой! — добавила она.

В тесной, насквозь прокуренной комнате, кроме секретаря сидело еще человек десять мужчин и одна женщина в военной гимнастерке и юбке защитного цвета. Волосы женщины были цвета вороньего крыла, на верхней губе обозначилась тоненькая полоска усов.

— Что значит «хотя бы»? — спросила она, сквозь махорочный дым разглядывая Киру. На столе перед секретарем стояла тарелка с голубым ободком, доверху наполненная окурками. Женщина подошла к столу и придавила в тарелке свой окурок большим пальцем с желтым обломанным ногтем. — Что значит «хотя бы»? Вы врач?

— Нет, не врач, — ответила Кира, — просто я хочу быть полезной фронту в любом качестве. Можно и медсестрой. А вообще, я бы хотела в снайперы.

Женщина с усиками взглянула на секретаря — светловолосого паренька, а потом вместе с ним — на Киру.

— Но ты хоть немного понимаешь в медицине? — с надеждой спросил секретарь.

— Санитаркой работала в детском доме…

Секретарь вздохнул, женщина начала свертывать новую цигарку, оторвав от лежащей на столе газеты клочок.

— Я говорил, Софья Николаевна, — сказал секретарь, — нет людей!

— Ерунда, — затягиваясь махорочным дымом, отрезала женщина, — я ее беру. — Держа цигарку в углу рта и щурясь от дыма, она протянула Кире большую, сильную ладонь. — Военфельдшер Громова. Набираю добровольцев на Энский фронт.

— Ордынцева, — тихо проговорила Кира. Ей вдруг стало немного страшно. — А что такое «Энский»?

— Э, брат, какая у тебя рука-то белая! — как бы про себя сказала Громова. — Тяжелой работы, поди, не нюхала?

— Нет, — ответила Кира.

— Ясно.

В этот момент к столу секретаря подошел человек необычайно высокого роста в резиновых сапогах до колен и сказал густым, прокуренным басом:

— А почему опять — Громовой? Несправедливо. Кажись, договорились: всем — поровну. Тем паче — не специалист. Давайте ее мне.

— Но она на фронт хочет, — неуверенно произнес секретарь.

— У меня тоже фронт, — не сдавался великан, —

токо рази что не стреляют. Из моего леса на фронте мосты делают!

— Слушай, товарищ Игнатьев, — повернулась к нему Громова, — у тебя же сплав.

— Известно.

— Да ты на ее руки погляди! Какой из нее сплавщик!

— А такой же, как медик. Ты явилась со своим мандатом и шуруешь, как лиса в курятнике — всю молодежь забрала! А мне что со стариками делать? Онучи у костра сушить?

— Да пойми, Яков, девчонка топора в руках не держала!

— У меня окромя топоров струмент имеется.

— Это какой же, к примеру?

— К примеру, уполовник! Мне повариха нужна. Верка не сегодня-завтра рожать будет, а бригада без повара остается.

Громова засмеялась.

— Да она, поди, и кашу-то варить не может.

Все посмотрели на Киру.

— Я на фронт хочу, — сказала она, — у меня разряд по стрельбе…

— Баста, мужики! — крикнула Громова. — Прекращай дебаты. Пиши, Валерий. Сколько теперь у меня?

— С Ордынцевой двадцать три.

— Комплект. Выписывай требование, завтра едем.

— Минутку, Софья Николаевна, — секретарь вертел в руках паспорт Киры, — Ордынцева, тебе сколько лет? Семнадцать? Так ведь?

В комнате воцарилось молчание.

— Как, семнадцать? А ну, дай сюда! — с минуту Громова изучала паспорт Киры. — Ну и что ты хочешь сказать, товарищ Веленов?

— Не имеем права, Софья Николаевна.

— Да она совершеннолетняя!

— Все равно не имеем права. До девятнадцати.

— Но ребят же мобилизуют!

— То — ребят…

Возле Киры снова оказался гигант в резиновых сапогах.

— Так пойдешь поварихой, дочка? Не бойсь, не пожалеешь. Всю дорогу — в сытости, в получку — триста целковых отдай, начальник! Не всякий мужик столько-то загребает. Одежа опять же казенная. Жениха тебе найдем. Есть у меня один на примете… Из госпиталя списали по чистой. Орел!

— Боюсь, я вам не подойду, — сказала Кира и хотела уйти, но ее остановил Веленов.

— Обожди, Ордынцева, дело есть. Ты ведь музыкой занимаешься?

— Какое это теперь имеет значение? Училище закрыто.

— Самое непосредственное, — Валерий сильно потер ладонью лоб. — Училище закрыто, это верно, а музыка народу все равно нужна. Ты вот что сделай: подбери несколько девчат из училища и давай с ними — по госпиталям с концертами. А что? Раненым это очень даже полезно будет. Может, даже больше, чем сейчас здоровым. Я позвоню твоей заведующей.

— Не надо, я сама договорюсь.

— Еще лучше. А репертуар вы все вместе обмозгуйте, я в этом ни бум-бум. Да и дел других хватает.

Кира думала долго, потом спросила:

— А вдруг провалимся? Может, лучше попросить кого-нибудь из преподавателей?

Секретарь вышел из-за стола, прихрамывая, — одна нога у него была короче другой — отошел к окну, сказал, глядя в темное стекло:

— Все на трудфронте. Окопы копают. — Он сильно подул в стекло, но иней и не думал таять. — Мороз-то какой! Прямо черт знает, что за морозище!

* * *

Верочку Жуковскую предложение Киры сначала обрадовало, а потом смутило.