Сорос о Соросе Опережая перемены

Сорос Джордж

Точным моментом, когда произошел этот поворот, можно считать провал референдума в Дании. Он мог продемонстрировать безоговорочную поддерж­ку соглашения; и в этом случае понятной тенденции бы не было. Вместо это­го он породил крах механизма обменных курсов. Сейчас Европа находится в процессе дезинтеграции. Поскольку мы имеем дело со сменой подъемов и спа­дов, невозможно предсказать, насколько далеко эти процессы могут зайти. Од­на из фаз этого процесса может зайти дальше, чем люди сейчас хотели бы или чем они способны себе представить, поскольку последовательность подъемов и спадов является самоусиливающимся в обоих направлениях процессом.

Я могу выделить по меньшей мере пять самоусиливающихся элементов. Первым и наиболее значительным является депрессия; 11,7% -уровень безра­ботицы во Франции, 14,1 – в Бельгии

и 22,25% – в Испании. Эти цифры просто неприемлемы. Они порождают социальную и политическую напряженность, которую легко обратить в антиевропейском направлении. Во-вторых, происходит прогрессивная дезинтеграция механизма обменных курсов. Это очень опасно, поскольку в среднесрочной или долгосрочной перспективе Общий ры­нок не может выжить без стабильности в обменных курсах.

Европейский механизм обменных курсов функционировал идеально в ус­ловиях, близких к равновесию, в течение более 10 лет. Но объединение Герма­нии открыло фундаментальную ошибку в этом механизме, а именно Bundesbank, играет двойную роль – защитника внутренней кредитно-денежной стабильности и «якоря» европейской кредитно-денежной системы. Пока эти две роли согласуются друг с другом, проблем не возникает, но как только воз­никает конфликт, Bundesbank отдает предпочтение внутренним соображениям в ущерб своим международным обязанностям. Это было ясно продемонстри­ровано, например, в четверг, 29 июля, когда Bundesbank отказался понизить ставку дисконта для того, чтобы ослабить давление на французский франк. Можно утверждать, что у банка не было выбора в этом вопросе: он был обязан по закону, Конституции (Gmndgesetz), отдать абсолютный приоритет сохране­нию стоимости немецкой валюты. В этом смысле между европейским меха­низмом обменных курсов и Конституцией существует непримиримый кон­фликт.

Этот эпизод открыл еще одну фундаментальную ошибку в европейском ме­ханизме, а именно между обязательствами «якорной» валюты и валюты, кото­рая попадает под ее давление, существует асимметрия. Все обязательства па­дают на слабую валюту. Следует здесь вспомнить, что в момент подписания Бреттон-Вудского соглашения Джон Мейнард Кейнс подчеркивал необходи­мость симметрии между сильным и слабым. Он основывал свои аргументы на опыте предвоенного периода. Текущая ситуация все больше напоминает этот период. Иногда кажется, что Кейнса просто не было на свете.

Это подводит меня к третьему элементу, а именно к ошибочной экономи­ческой и кредитно-денежной политике. Здесь следует винить не столько Bundesbank, сколько тех, кто противостоял ему, как, например, германское пра­вительство, или тех, кто был жертвой его политики, как, например, Великобри­тания и Франция. Германское правительство, безусловно, несет ответствен­ность прежде всего за создание внутреннего дисбаланса. Великобритания со­вершила огромную ошибку, присоединившись к европейскому механизму об­менных курсов в октябре 1990 г. после объединения Германии. Она сделала это на основе аргументов, которые были выдвинуты в 1985 г., но против них серь­езно возражала Маргарет Тэтчер. Когда ее позиции стали слабее, она в конце концов сдалась, но к тому времени аргументы, которые были истинными в 1985 г., стали более неприменимы. Поэтому Великобритания совершила две ошибки – одну в 1985 г., а другую в 1990 г.

Великобритания потерпела особенно жесткий удар вследствие введенного Bundesbank режима высоких процентный ставок, поскольку экономика была уже на стадии спада, когда страна присоединилась к европейскому механизму обменных курсов. То, что она была исключена из европейского механизма об­менных курсов, принесло ей необходимое облегчение. Она должна была при­ветствовать это обстоятельство, но она была слишком озадачена и не могла ре­агировать. Она в итоге поступила совершенно правильно и понизила процент­ные ставки, но инициативу захватить не удалось. Это затруднило процесс вос­становления доверия, и им будет труднее контролировать заработную плату, когда экономика опять пойдет в гору.

Можно было предполагать, что Франция учтет опыт Великобритании, но она оказалась еще менее гибкой. Можно посочувствовать усилиям в защиту политики, поддерживающей франк, поскольку французы долго и напряженно боролись за то, чтобы ввести эту политику Франция как раз ожидала результа­тов этой политики, повышения конкурентоспособности по отношению к Гер­мании, когда награду

вырвали прямо из рук после постоянных атак против франка. Но, поскольку политика усиления франка оказалась несостоятельной, стране потребовалось приспособить свой подход к новой ситуации. Вместо этого она добровольно придерживается режима, который оказался катастрофи­ческим. Я думаю, что понимаю ее мотивы: она старается восстановить свои резервы и выплатить задолженность Banque de France перед Bundesbank, сло­жившуюся в результате попыток французского банка защитить паритет своей валюты. Но страна неверно определила приоритеты. Экономика Франции на­ходится в серьезной депрессии, и ей необходимы низкие процентные ставки. Именно это вызвало августовский кризис. Попытки сохранить французский франк на уровне, близком к немецкой марке, саморазрушительны. Единствен­ный способ создать сильный франк – создать сильную экономику

Сам Bundesbank весьма последовательно шел к своим целям, особенно ес­ли мы включим в перечень этих целей самосохранение, банк действовал уди­вительно успешно. Он оказался в невозможной ситуации после объединения Германии: внезапное увеличение денежной массы, огромный бюджетный де­фицит и угроза его выживанию в качестве организации. И тем не менее он вы­шел победителем. Другой вопрос – стоит ли это принесенной жертвы – Евро­пы, масштабной депрессии и краха европейского механизма обмена валют. Не­сколько месяцев назад я был убежден, что Bundesbank следует неверной кре­дитно-денежной политике даже во внутренних целях. Поскольку экономика Германии находится в фазе депрессии, кредитно-денежная политика должна была бы быть контрциклической. Bundesbank придерживался среднесрочных кредитно-денежных целей, но я думал, что М 3 [ МЗ – денежный агрегат. В США включает все денежные средства – налич­ность в обращении, счета до востребования, депозиты до и свыше 100 тыс. долл., а также срочные соглашения о продаже с последующим выкупом ценных бумаг, акции взаимных фондов и некоторые другие. Используется в качестве аг­регатного показателя денежной массы.
– Прим. ред.] – который хорошо работал в качестве цели в условиях, близких к равновесию, оказался неподходящим для сегодняшней далекой от равновесия ситуации, а банк слишком упорно следо­вал курсу жесткой кредитно-денежной политики.

Но это было до расширения разницы между курсами валют в европейском механизме обмена валют. После этого марка выросла, германские долгосроч­ные облигации поднялись, и, помимо всего прочего, германская экономика по­казывает некоторые признаки подъема. Я должен признать, что я, скорее все­го, заблуждался, и Bundesbank сможет до-стигнуть успеха в поисках оптималь­ной внутренней политики.

Но в любом случае это усиливает мой аргумент о том, что существует кон­фликт интересов между обязанностями Bundesbank и его ролью в качестве «якоря» европейской кредитно-денежной системы. События последних двух месяцев очевидно продемонстрировали, что потребности Германии и осталь­ной части Европы весьма различны. Германия нуждается в низких процентных ставках по долгосрочным облигациям, поскольку она предоставляет займы на длительный срок, остальным странам Европы необходимы низкие процентные ставки по краткосрочным облигациям, поскольку им необходимо восстановить ликвидность банковской системы, низкие ставки необходимы для стимулиро­вания экономической активности. Германия получила то, что ей было необхо­димо, но остальная часть Европы – нет.

Тот факт, что я мог ошибиться в отношении немецкой марки, приводит ме­ня к четвертому фактору. Не только власти, но и участники на рынках совер­шают ошибки. Рынки часто ошибаются. В частности, они ошиблись, когда предположили, что путь к общей валюте не вызовет препятствий. Междуна­родные инвесторы, особенно менеджеры международных фондов по вложени­ям в облигации, стремились получить максимальные доходы, игнорируя рис­ки, связанные с обменными курсами. Гельмут Шлезинджер был прав, когда предупреждал, что экю не состоит из фиксированного набора валют. Имело место значительное перемещение капитала в страны с ослабленной валютой, такие, как Италия, Испания, Португалия. Это перемещение было первоначаль­но самоусиливающимся, но в итоге стало самоуничтожающимся. Оно создало прежде всего избыточную жесткость обменных курсов, а с ней и нестабиль­ность. Ошибки рынка наложились на ошибки властей при создании ситуации динамического дисбаланса.