Сорванец Джо

Гиршгорн Венеамин Самойлович

Прыгали аршинные буквы назойливых реклам.

«Покупайте универсальные брюки».

«Только у нас ароматная паста».

И от ламп электрических (каждая в тысячу свеч) звезды на небе — не звезды.

Джо в уличном потоке — щепка. Из улицы в улицу с пачкой газет… «Ротшильд о спирте! Убийство артистки!»

И за день, проделав огромный путь из кармана в карман и обратно, мелкие деньги отдыхали в сумке у Джо.

Сколько ни кричал

«Убийство артистки», два номера осталось.

— Один для меня, другой для Никельса (Никельс постоянный клиент).

У двери шикарного бара (ах, туда бы попасть покушать) в нише (на улице ветер и дождик) устроился Джо отдохнуть. Из кармана черствую булку, в руку газету.

На улице дождик.

В баре тепло и уютно (часто хлопали дверьми, и слышно, как плачет оркестр).

Но Джо привык к холодному ветру, черствой булке (помнит дни без нее) и к побоям злых полисмэнов.

— Посмотрим, что пишет сегодня «Трибуна» (начать с передовой — кончить рекламой, а не наоборот, так учил Никельс).

— Так… так… Гм… О-о! Что-то о Ройте…

«…Как нам сообщили, инженер Ройт не убит, а проживает за границей. Приводим ниже телеграмму нашего парижского корреспондента (здорово! Джо каждый день встречает на улице „парижского корреспондента“ — ловкий парень):

— Ройт жив Париже сообщил

удрал жены семейного ада.

Редакция, не обращая внимания на затраты, впервые помещает портрет жертвы семейных неурядиц — инженера Ройта…»

На Джо хмуро посмотрело лицо Ройта, старательно испорченное цинкографией, но все-таки чертовски знакомы выпуклые глаза, большой рот, расплывшийся в веселую улыбку.

Где-то он видел этого Ройта?

(На улице — дождик, в баре — крики, оркестр и драка…)

В мозгу, наполненном новыми словами (Никельса книги), проплывали один за другим дни — облетевшие календарным листком… А-а… Вспомнил: на углу улицы… Днем… Авто… Негр… Джентельмэн в цилиндре… И Ройт… (То же лицо, что на снимке, только злое…)

Почему Париж и семейный очаг?

Джо думал…

На улице — дождик.

В баре — оркестр и вкусные вещи.

* * *

Джо старательно мерит шагами асфальт. Джо озабочен. Сегодня деловой день.

Программа: Никельс — газеты — шайка.

Даже огромный плакат с именем Чаплина не заставил его остановиться.

…Нельзя. Джо занят.

А-а-а… У банка авто и шоффер шоколадного цвета напомнили Ройта… Тот самый… Прыжок, и Джо у авто.

— Мистер?..

— А… (на черном лице, белки от газеты к Джо)?

— Чье это авто?

— Мистера Крейса.

— Шикарный!!

* * *

— А ты, Джо, уверен, что именно в этом авто увезли инженера?

— Он самый. Джентельмэн в цилиндре пригласил его, и Ройт…

— О,

если так, то теперь все понятно. Это первый удар. Война началась. Но нас не запугают. «Универсальные лучи» будут закончены. Правильно, Джо?

— Да, Никельс (Джо любил, когда Никельс с ним советовался).

— Нельзя терять времени. Я иду на заседание комитета, и там мы решим, как найти Ройта.

Джо удивился.

Зачем ходить в комитет и решать, что делать, когда у Джо есть шайка отчаянных парней… И если он захочет, то он… То он… То он… отыщет Ройта.

Он и его шайка.

Шайка «Хромого Джо».

Глава 11

ЛИГА «КАПИТАЛ»

Заседание открыл один из Ротшильдов.

— Уважаемые коллеги! Некоторые члены нашего общества не смогли прибыть сегодня. Причина очень серьезная: массовые забастовки. Коммунистическое движение крепнет. Я предоставляю слово отсутствующим.

Щелкнул выключатель; изящная металлическая трубка выбрасывала четко и ясно взволнованные слова нефтяного короля Кока:

— Принуждены уступить… Забастовка по-прежнему… Не доверяют социалистам, субсидируемым «Капиталом»…

В огромном зале с разодетыми миллионерами (нечеловек — блестящий новенький доллар) грозное слово волнует и тревожит -

Коммунист!

— Надо уничтожить!

— Что смотрит полиция?

— Правление «Капитал» должно приказать совету министров принять все меры к разгрому этой сволочи!

Ротшильд позвонил.

— Слово министру Крейсу.

— А-а-а.

Легкий шопот пробежал от лысины к лысине и окончился у трибуны, на которую взбежал Крейс.

— Ройт отказался выдать секрет «Универсальных лучей». Но это не преграда. Мы найдем во что бы то ни стало гнусный притон Смирнова, а боевая группа докончит начатое… Наступило время упорной борьбы с пролетариатом… Мы победим. На нашей стороне непоколебимая мощь — капитал.

И при этом нежном и знакомом слове снова легкий шум побежал от лысины к лысине.

А в широком огромном окне напротив теснились на белом экране черные аршинные буквы:

Марка падает…

Забастовка углекопов в Англии…

Новая нота Пуанкарэ…

В России.