Сорвать розу
Шрифт:
– Ах ты, моя бедняжка. – Он заботливо посмотрел на нее. – Холлоуэи действительно испортили твою жизнь, не правда ли? Джеймс должен был бы ответить за это.
– Если уж на то пошло, – возразила Лайза, – то Ван Гулики в большей степени испортили твою жизнь, Торн. Но полагаю, что я оказалась в надежных руках.
– Merci, madame, ma femme. [14]
Лайза отступила назад и сделала глубокий реверанс.
– Il n'y a pas de quoi, monsieur, mon mari. [15]
14
Спасибо, мадам, моя жена (франц.).
15
Не за что, господин, мой муж (франц.).
– Мне не хватает игры в пикет, – сказал он. Сегодня они обедали не дома, а во французской таверне и домой приехали поздно.
– Мне тоже.
– Хочешь спать? – задал он провокационный вопрос. – Или сможешь не заснуть, пока сыграем хоть одну партию?
– Не только буду бодрствовать, – сказала Лайза, доставая карты, – но сегодня возьму реванш.
– Наверно, надо устроиться удобнее, – предложил Торн, и жена кивнула в знак согласия.
– Мне нужно десять минут, – попросил он и прошел в свою комнату через внутреннюю дверь.
Торн вернулся несколькими минутами позже назначенного времени в своем обычном темно-бордовом халате, надетом поверх ночной рубашки. Лайза, тоже одетая соответственно, уже сидела за игровым столиком, который муж приказал принести в ее комнату сразу же после женитьбы.
Они играли в течение двух часов, и Лайза достигла своего первого триумфа. Муж весело наблюдал, как ее бледно-золотистая голова, закончив подсчитывать итоги, поднялась от листа бумаги, где велся счет, чтобы объявить злорадно:
– Итак, вы должны десять шиллингов и шесть с половиной пенсов, капитан Холлоуэй.
– Я тоже так думаю. Хочешь, чтобы я пошел за бумажником и заплатил немедленно, или доверяешь настолько, что подождешь такую огромную сумму до завтра?
Лайза откинулась на спинку стула и притворилась, что размышляет.
– Решено, – объявила она, – в честь этой первой великой победы Америки – но не последней, уверяю тебя – над Британией обмениваю десять шиллингов на поцелуй.
Едва эти слова слетели с ее губ, как он уже обошел стол и поднял ее со стула.
– Никогда не говори, что я унываю при проигрыше, – сказал он ей на ухо. – Отбрось шесть пенсов, и будешь иметь один поцелуй за каждый шиллинг.
– Договорились, – согласилась Лайза, и не успело это единственное слово слететь с ее губ, как они были ей уже не подвластны.
– «Один», – сосчитал он в секундном интервале, отпущенном ей для восстановления дыхания; прежде чем снова поцеловать, пробормотал: – «Два». – Ко времени, когда выдохнул «Шесть», Лайза с изумлением обнаружила, что они уже удобно устроились: каким-то образом он уложил ее – или она уложила себя и его? – на кровать, и они лежали там, прижавшись руками, ногами, телами друг к другу так плотно, что между ними не поместился
Откатившись от нее, Торн встал и, прерывисто дыша, сообщил своим обычным веселым голосом:
– Рассчитался полностью, любовь моя. Лайза ошеломленно села, разрыдавшись. Муж положил ей руку на плечо, и она раздраженно и резко сбросила ее.
– Что случилось, Лайза? – спросил он.
– Уйди, оставь меня одну, – всхлипнула она сердито.
– Не могу уйти и оставить тебя в таком состоянии.
– Убирайся!
Он сел на кровать и попытался обнять – она вырвалась, как дикий зверь, а затем, размахнувшись, влепила сильную пощечину.
Ее звук громом отдался в тишине комнаты – Лайза с ужасом переводила взгляд со своей ладони на его покрасневшее лицо и заплакала еще сильнее.
– Извини, – рыдала она. – Извини. Не знаю, что на меня нашло.
– А я знаю, – сказал Торн таким странным тоном, что значительность этих трех слов полностью остановила поток ее слез.
– Знаешь? – неуверенно спросила она.
– Когда женщина обходится с мужчиной таким образом, – спокойно сказал ей Торн, – она наказывает его не за то, что сделано, – скорее всего, наказывается обманутое ожидание.
– Не понимаю.
– Не хочешь понять. Как ты себя чувствовала, когда я только что оставил тебя, Лайза?
Она с недоумением уставилась на него, и он продолжил, впервые за все время, с нотками раздражения в голосе:
– Я занимался любовью с тобой и внезапно оставил. Что ты почувствовала?
– Рассердилась, – прошептала Лайза. Торн взял ее за плечи, и на этот раз она не сопротивлялась.
– А до того, как пришел гнев, у тебя не было другого чувства? Разве – только будь искренной – не почувствовала…
– Лишенной чего-то, – прозвучало застенчивое признание.
– Я собирался сказать «неудовлетворенной», но «лишенной» – тоже неплохо. Разве ты не испытала оба эти чувства?
– Да, – ответила Лайза, стараясь не встречаться с ним глазами.
– Ты хотела, чтобы с тобой занялись любовью, Лайза.
– Нет, нет. Не смогу. Я… я не буду…
– Иди ко мне, моя любовь. – Его бархатный голос вызвал дрожь во всем ее теле. Она позволила ему увлечь себя на кресло.
– Только потому, что… Это не причина для того, чтобы тебе остаться неудовлетворенной, моя жена.
Она не могла сдержать дрожь, когда он притянул ее к себе на колени. Схватившись за сатиновые отвороты халата, спрятала лицо у него на груди, и ее дрожь усилилась, когда его руки скользнули под ее ночную рубашку, затем медленно двинулись вдоль ног, от лодыжек до колен, а затем к бедрам.
– Нет, – судорожно выдохнула Лайза, а он только и сказал: «Молчи», продолжая делать то, что начал, до тех пор, пока она не вскрикнула, когда непроизвольные спазмы сотрясли ее тело, вслед за которыми пришло облегчение.