Сорвать розу
Шрифт:
Когда Торн подошел к окну, наблюдая за мальчиком восьми лет и девочкой немного старше, резвившихся в снегу, в комнате повисла гнетущая тишина. Затем он снова повернулся к американцу.
– Прошу прощения, ваше превосходительство. Моим оправданием за резкость выражений может служить только крушение надежд – я так верил в этот раз… так надеялся… Вы знакомы с моей женой, генерал Вашингтон?
– Дважды встречался с ней: первый раз, знакомясь с возможностью устройства госпиталя в Грейс-Холле, а второй раз во время ее встречи с миссис Вашингтон. Ее несколько раз приглашали
Торн поднял поникшую было голову.
– Правила приличия? Лайза? Не уверен, что мы говорим об одной и той же женщине. Ее никогда не волновали приличия.
Генерал поднял руку, подавая сигнал своим подчиненным.
– Будьте добры, джентльмены, оставьте нас одних. Капитан Макгенри, позаботьтесь о том, чтобы дверь была закрыта и охрана немного отошла от входа.
Торн нервно потирал руки, ожидая, когда останется наедине с американским главнокомандующим. Сердце сжалось от предчувствия, что его ждут еще более неприятные известия.
– Ваша жена выдает себя за вдову. Думаю, на это у нее несколько причин. Первая, скорее всего, заключается в том, чтобы сбить вас со следа; вторая – вытекает из закона штата Нью-Джерси, согласно которому имущество тори или лоялистов может быть конфисковано в пользу штата. А по старому колониальному закону, который еще не отменен, собственность жены в случае замужества переходит к мужу. Конечно, в отношении миссис Микэ этого не может случиться…
– Почему?
– Как я уже говорил, она находится под защитой американской армии, превратив Грейс-Холл в госпиталь для больных и раненых. Наши солдаты называют ее своим «добрым ангелом».
Американец и англичанин посмотрели друг на друга. Взгляд первого выражал сочувствие, а второй, опустив затуманенные печалью глаза, сделал жест отчаяния.
– Тогда не понимаю – Грейс-Холл принадлежит ей, и работа в госпитале так много значит для нее, зачем тогда было уезжать?
– Она уехала в Нью-Йорк, сопровождаемая охраной.
– В Нью-Йорк! – лицо Торна осветилось радостью. – Значит, ее можно найти там. – Он пристально посмотрел на Вашингтона. – Или нельзя? Будет она там?
– Не могу сказать. Она отправилась туда по своим особым делам. Сколько времени ей понадобится – неизвестно.
Торн побледнел.
– Особым делам? Боже мой, неужели вы отправили ее за сбором информации?
– Побойтесь Бога, милорд. Если бы так, разве рассказал бы я вам об этом? Говорю еще раз – по собственным особым делам, и по таким, что ее сопровождает не только моя охрана, но и ваши люди, включая американо-английский конвой до Гудзона и обратно.
– Если поехать за ней, – сказал Торн, раздумывая, – можно упустить ее по дороге. Мы разминемся друг с другом и никогда не узнаем об этом. Кажется, у меня нет другого выбора, как только ждать ее здесь.
– К несчастью, лорд Водсвортский, – сказал твердо генерал Вашингтон, – это как раз то, чего я не могу разрешить. Верю вашему рассказу и рассказу мистера Гленденнинга. Все факты подтверждают его. А если бы и
– Почему же мне нельзя остаться и подождать жену, ваше превосходительство? Я дам честное слово, если хотите. Слово чести, нигде не обмолвлюсь о том, что видел или слышал здесь. Если вы боитесь, что мне станет многое известно, ради Бога, заприте меня в тюрьму. Изолируйте так, чтобы не было контактов ни с одной живой душой. Даже обязуюсь не разговаривать со своим охранником. Только разрешите дождаться возвращения Лайзы.
– Держать королевского пэра в американской военной тюрьме? Незаконно арестовать штатского человека? Разрешить бывшему британскому офицеру остаться на территории расположения армии? Вы же сами служили, лорд Водсвортский, и должны понимать, что я не могу допустить такое нарушение воинских правил. Мои симпатии на вашей стороне, но не настолько, чтобы принести вред своей стране. Завтра на рассвете отправитесь с охраной до британской линии, а там ваши соотечественники доставят вас живым и невредимым в Нью-Йорк.
Торн спокойно посмотрел на непреклонное лицо американского командующего и понял, что потерпел поражение.
– Примите мою благодарность, генерал Вашингтон, – ответил он хладнокровно. – Вы были слишком добры.
– Не составите ли нам компанию за ужином сегодня, лорд Водсвортский?
Торн принял приглашение и выразил признательность за него. Капитан Макгенри проводил его в маленькую комнату наверху, которая принадлежала, как потом выяснилось, полковнику Гамильтону и была обставлена лишь двумя раскладушками и обычными офицерскими походными сундуками.
Несмотря на кажущуюся непринужденность и доброжелательность, он все время находился в поле зрения двух или более военнослужащих, а иногда и собственных телохранителей генерала, которые предусмотрительно были поблизости даже во время его посещения уборной.
Ужин, во многом соответствующий английскому стилю, был подан в этот вечер в большой столовой, в которой Торна и Чарли допрашивали накануне и которая, по всей вероятности, служила в дневное время залом для заседаний.
Поражало обилие мясных блюд и огромный выбор домашней птицы; к каждому блюду подавались овощи. Торн так и не понял, был ли это обычный армейский обед в Морристауне или специально устроенное пиршество в его честь на тот случай, когда ему придется встретиться с британским командованием в Нью-Йорке.
Следом за вторыми блюдами подали пироги и пудинги, после чего, приподняв огромные медные канделябры, убрали прекрасную льняную скатерть. Вскоре на столе по всей его длине стояли большие вазы с яблоками, маленькие с орехами и вином в таком количестве, что хозяева и гости провели целых два часа, произнося тосты и закусывая их орешками.
Тосты в угоду английскому гостю произносились очень осторожно, без обычных проклятий в адрес британцев. Все сердечно зааплодировали, когда титулованный англичанин встал и предложил: