SOS
Шрифт:
– Лю, милый! Как я рада...
– услышала я ее голос.
Сердце у меня сжалось, слезы заволокли глаза. Она заметила только меня, хотя мы стояли перед экраном все трое.
– Как бы я хотела тебя обнять...
– Вы рады? Он - мальчик?
– спросила я, чувствуя, как была не права к этой изумительной женщине.
Она, видимо, ничего не знала о моем несчастье. И хорошо! Не надо ее волновать, хотя... хотя, кажется, они с папой не очень друг другу понравились. Но все равно она была чудесной,
– Я так боялась, - говорила Елена Кирилловна.
– Я не верила, что у него все в порядке, что есть и ручки, и ножки, и пальчики... А у него даже волосики вьются.
– Ах, теперь все боятся, - вздохнула Калерия Константиновна.
– Эта ужасная радиоактивность подносит омерзительные уродства.
– Вы же не верили в радиоактивность, - буркнула я.
– И в гаснущее Солнце не верите...
– А мы уже все решили, - не обращая на меня внимания, весело сказала Калерия.
– Мальчик будет жить у меня. Я буду... я буду его...
– Кормилицей, - подсказала я, бросив взгляд на доскоподобную фигуру тонной дамы.
Калерия ответила мне сверкнувшим взглядом.
– Работа ждет, - выдавил из себя Буров, пожирая глазами экран.
Елена Кирилловна скользнула по Сергею Андреевичу равнодушным взглядом.
– Нет, Буров, - сказала она.
– Я не вернусь к вам.
Калерия Константиновна резко повернулась.
– Я не понимаю вас, Лена, - сухо сказала она.
– Значит, вам не нужны мои услуги?.. Во всяком случае, с марта вы могли бы работать, - добавила она многозначительно.
Тень скользнула по лицу Елены Кирилловны.
При чем тут март? Нет, я решительно не выношу эту Калерию, или у меня уже появились признаки истерии. Надо было обо всем рассказать папе. Рассказать!.. Теперь уже никогда не расскажешь...
– Почему ты плачешь, Лю?
– послышался участливый голос Елены Кирилловны. Ты плачешь, что не увидишь меня на работе? Но ты будешь приходить ко мне, глупенькая.
– Почему вы не хотите работать... со мной?
– снова выдавил из себя Буров.
– Не с вами, Буров... Я просто больше не могу. Помните, мы говорили с вами о науке... Вы открыли средство против ядерных войн. Воображали, что одарили человечество. И что же? Вашей Б-субстанцией, которую я помогала вам добывать, теперь гасят Солнце. Я не хочу больше в этом участвовать... даже в марте, добавила она, твердо глядя на Калерию Константиновну.
– Лучше патрулировать в космосе...
Калерия Константиновна делала многозначительные знаки. Она не хотела, конечно, чтобы я сейчас сказала ей о папе. Я не сказала.
Буров стал мрачнее тучи. Должно быть, Елена Кирилловна попала ему в самое сердце. Она всегда била без промаха.
А я вдруг сказала:
– Елена
– Да, моя Лю.
– Назовите мальчика... Митей...
Она пристально посмотрела на меня.
– Я слышала по радио сообщение, Лю. Я все знаю. Я горюю вместе с тобой. Но я не могу назвать сына именем твоего отца. Я уже назвала его.
– Вот как?
– оживилась Калерия.
– Как же?
– Это прозвучит странно. Но зачем называть новых людей именами старых святых, в которых никто не верит. Пусть имя говорит как слово. Он приходит в мир...
– Друзья мои, - сказала подошедшая нянечка.
– Мы уже утомили мамочку.
– Сейчас, родная, я только доскажу, - заторопилась Елена Кирилловна. Пусть он придет в мир не одиноким бойцом, пусть он олицетворяет собой целый рой чувств, целый рой надежд, рой трудолюбивых пчел...
– Как же будет он называться?
– строго спросила Калерия.
– Рой, - ответила счастливая мать.
– Просто Рой.
– Рой?
– удивился Буров.
– Ну да, Рой. Разве это плохо?
Лицо Калерии покрылось пятнами.
Няня выключила экран, и я едва уловила лукавую улыбку на усталом, но прекрасном лице, растаявшем на светлом матовом стекле.
– Поразительные капризы!
– пожала плечами Калерия Константиновна и заторопилась к выходу.
Мы вышли вместе с Буровым. Я старалась понять, что он чувствует. Ведь ему в лицо было брошено обвинение. Я, потерявшая отца, и, быть может, из-за него... я этого не сделала, а она... она отказалась работать с ним.
Я считала, что должна сказать что-то очень важное:
– Сергей Андреевич! Это неверно, что она сказала... Может быть, вам совсем не нужна моя помощь, но я хочу работать с вами. Я верю вам так же, как верил папа... Я постараюсь быть полезной... Я уже поступила на заочный факультет, но я не успела вам сказать...
Буров посмотрел на меня, словно видел впервые. И улыбнулся. Не насмешливо, а по-хорошему. У меня защемило сердце, я покраснела и тут же готова была себя возненавидеть. Ведь папа летел к Солнцу!.. А я? Я переживаю от улыбки мужчины.
Он сказал:
– Спасибо, Лю...
Мне было немного неприятно, что он так назвал меня.
– Спасибо, Люд, - словно поправился он.
– А что вы... что мы теперь будем делать?
– Что искать?
Он взял меня за руку. Ой, кажется, мне не придется неделю мыть ее!..
– Знаешь, Люд, что такое движение вперед?
– Движение вперед - это борьба противоположностей, - услышала я голос Ладнова. Он догнал нас. Я и забыла, что велела ему ждать меня у выхода. Простите, но, кажется, вы переходите на физику, и я могу оказаться не лишним.