Соседи с 37-го

Ярчук Сергей

***

Густая зелень травы металась, словно пламя, под порывами холодного ночного ветра. Деревья гнулись и недовольно шуршали пышными кронами. Покрывшееся бурунами море волновалось всё сильнее. Легко одетая Инга, казалось не замечала подступающего ненастья. Она будто забытая кем-то кукла сидела в траве и отрешённо смотрела вдаль. Не обратила она внимания и на подсевшего рядом физика. Тот вежливо кашлянул и смущённо посоветовал:

— Ты бы хоть что-то накинула. Холодно сейчас в одной майке шастать.

Девушка молчала. Лев совсем смешался и уже хотел было уйти, но вспомнив о важности предстоящего разговора, остался сидеть.

— Я

слышал ваш диспут. Прости, подслушивать нехорошо. Но сейчас не та ситуация. Твои ребята молодцы. Не теряют присутствия духа. Хотя их идеи, увы, никуда не годятся, — Лев коротко глянул на девушку, та никак на это не прореагировала. И он продолжил: — Это не я так думаю. Все рождающиеся планы рассматриваются советом и обсчитываются Наумом. Прости, но революцию нам не потянуть. Как и остальные варианты. Что касается предложенного Татьяной заражения тамошнего пространства вирусом копирования, то это уже ни в какие ворота! Твои вообще понимают, о чём говорят?

Девушка по-прежнему молчала. А Лев был не намерен отступать.

— Мы собираемся просканировать сына Оскара, а затем воссоздать его клона. К сожалению, сканер слишком тяжёл. И по частям его невозможно перекинуть, в НИИ нет условий для сборки. Наум в трансе. Все работают на пределе сил. Но ты отлично понимаешь, что всё может рухнуть в любой момент. Ты меня слышишь? — Лев уже не мог сдерживаться и кричал.

Инга медленно повернула к нему мертвенно-бледное лицо. На идеальных чертах не промелькнуло и тени эмоций. Холодный взгляд был красноречивее любых тирад. Лев понял всё. Он поднялся, но прежде чем уйти сообщил:

— Ты должна понять, что ребятам там всё опаснее и опаснее. Стоит ли рисковать ради спасения одного человека?

Глава 11. Другой взгляд на мир

Казалось, ещё вчера сырой мрак узилища невыносимо давил на психику, а сегодня Даниилу уже было на это глубоко плевать. Он вообще перестал обращать внимание на что-либо помимо себя. В какие-то часы весь окружающий многомерный мир стремительно сжимался, пока не сколлапсировал до размеров истерзанного тела. Исчезло будущее, растворилось прошлое. Даниилу уже не было дела до проблемы самоидентификации личности, а вся колоссальность неразрешимого вопроса существования его искусственного разума оказалась позабытым пустяком. Под напором запредельной боли из памяти, словно песок в часах, убегали события и лица. Даже кошмарная картина вымершей планеты, по которой бродят безликие клоны виделась не более чем несмешной анекдот. Теперь его реальностью стали переломанные кости, содранная кожа и обожжённое мясо.

Даниил с ужасом ждал прекращения действия наркотика. Только эта спасительная инъекция не давала рухнуть нервной системе под ударами чудовищных ощущений. Адское средство плешивый профессор в обязательном порядке колол всем подопытным после каждого сеанса. Эти сеансы Арсений Макарович Ганов именовал не иначе как попытками прорыва и иную реальность. И относился к ним как к серьёзнейшим научным изысканиям. Он совершенно не обращал внимания на разрывающие уши вопли агонизирующих пациентов, целиком погрузившись в тщательный анализ их психограмм. Порой результаты ввергали старика в отчаяние, и он нервно жевал сигары, ломал карандаши и даже рвал чахлую шевелюру. Иногда Ганов воодушевлялся и радостно подскакивал, потрясая тщедушными кулачками. Но в каком бы состоянии он не находился, отношение к испытуемым было всегда одинаковое — полное неприятие каких-либо чувств страдающих людей.

Если после первой серии страшных процедур Даниил полностью уверился

в абсолютном безумии дряхлого садиста, то позднее пришёл к выводу о гораздо более сложной подоплёке действий начальника местных палачей. Старый хрыч относился к подопытным как расходному материалу. Но материалу дорогому и ценному. Однажды профессор решил провести исследование сразу на группе, и по его приказу санитары-палачи выставили в зале десяток коек с прикованными жертвами. И надо ж такому случиться, что кто-то из них чихнул. Что тут поднялось! Ганов взвился как ужаленный, вопя о разрушительном действии инфекции. Субтильный низкорослый старикан едва не поубивал подчинённых. При этом он не уставал орать, что те плохо присматривают за объектами исследований. Те моментально приволокли нового, а счастливого чихуна тут же укатили назад в клетку.

Эти клетки были настоящими кошмаром. Ранее Даниил и представить себе не мог, каково жить в крохотном узилище объёмом четыре кубических метра. О каких-либо удобствах типа канализации и водопровода не приходилось даже мечтать. Каждое утро изверги-санитары обходили длиннющий зал, полностью заставленный решетчатыми боксами и вымывали из брандспойта все нечистоты. Затем профессор лично посещал подопытных. Старикан тщательно проверял состояние узников, иногда раздавал лекарства, недовольно морщился при виде очередного холодного тела. Бугаи молчаливо утаскивали труп, а на его месте в этот же день оказывался новичок. Но пообщаться с кем-либо из товарищей по несчастью у Даниила не было сил. Как не было их и у прочих обитателей сего печального места. Никто не выкрикивал слова ругательств, не просил о помощи, не слал проклятия. Сломленные духом жертвы могли только бесконечно скулить или хрипеть в агонии. В периоды же краткого воздействия наркотика люди впадали в спасительное забытьё и утешались лишь мыслью о скором конце.

***

В этот раз Даниила поволокли в процедурную около двух часов пополудни. Усадив несчастного в стальное кресло, санитары принялись сноровисто цеплять ему на голову клеммы. Старик Ганов сидел в дальнем углу помещения и не высовывался из-за циклопического нагромождения мониторов. Наконец один из бугаёв пробасил:

— Готово.

Плешивый радостно выскочил из своего укрытия и засеменил в сторону стонущего пленника.

— Ага! Да это же наш гость из иных миров. Что ж, давай поработаем!

— Поработаем? — прохрипел Даниил, — Вы так и мясу говорите, когда пускаете его на фарш?

— Что за глупости! Если ты себя чувствуешь некомфортно, то это ещё не значит, что надо уподобляться тупой скотине на бойне.

— Неужели? Знаете, я лучше бы на бойню пошёл, чем вот такое терпеть.

— Ну, ну! Не преувеличивай. Конечно, приятного мало. Но зато ты вместе со своими товарищами вносишь колоссальный вклад в развитие цивилизации.

— Это вы скажите тем, кто подох! — крик тут же отдался невероятной болью, и молодой человек едва не потерял сознание.

— У! Ты что-то совсем плох. Это никуда не годится! Придётся прогнать внеочередное сканирование психограммы. Ты понимаешь, что этим задерживаешь мою научную работу? — Ганов разочарованно покачал головой.

— Научную работу? О какой науке может идти речь, если вам неизвестны даже понятия элементарной морали?

— Ошибаетесь, молодой человек, — пробубнил профессор, энергично нажимая кнопки, — Я отлично понимаю, что мои эксперименты идут вразрез и с моралью, и с правом. Но, увы, нам надо спешить. Видишь ли, объём исследований колоссальный, а времени в обрез. Сколько я ещё проживу на белом свете? А надо успеть всё закончить!