Соседи. Бежать, чтобы выжить

Бортникова Виктория

Я поняла, что от злости меня сейчас разорвет на куски.

От злости на себя, дуру. Ведь я полюбила этого козла, а он, оказывается, нет!

Не любил!

Открыв глаза, я сглотнула.

Все же мне больно.

Голова раскалывалась, и душу, словно наизнанку вывернули. Я ощутила, как потянуло живот и, закусив губу, согнулась. Как бы не родить…

Темный заставил меня выпрямиться, и когда я хотела плюнуть ему в морду, Паша оттолкнул его от меня и со всей силы врезал в челюсть. Словно игрушка, несчастный упал на пол.

Арчи

подорвался с места, но Паша остановил его:

– Если она родит раньше срока, я из вас девочек сделаю, - голос действительно пугал, но не меня, дуру.

С визгом сумасшедшего бабуина, я кинулась колотить этого козла.

– Козел! Я тебе верила! – первые два удара огорошили его, но потом я оказалась почти в узел завязана своими же руками. Он прижал меня к стене, изумленно уставившись в глаза. Я плюнула ему в рожу, но это его не отпугнуло от меня, психопатки.

– Ты считаешь, что я предала тебя?! Да всади мне пулю в лоб прямо сейчас, сраный ты мудак!

– И правда, всади!
– донеслось до моего воспаленного сознания чье-то подвякиванье, и я попыталась лягаться.

Меня оттолкнули в сторону.

Зря, очень зря, козел Юрьевич.

Схватив в руки вазу, я запулила ей в его тупорылую голову. Пригнувшись, он увернулся, но попало опять Темному.

Не особо беспокоясь за него, будучи оскорбленной, я схватила какую-то статуэтку и замахнулась для удара. Мне в лоб уперлось дуло пистолета. Увидев разъяренные глаза Паши, я все же разбила статуэтку о его голову, но тот лишь зажмурился.

– Козел, - выдохнула я. – Живучая падла! Стреляй!

– Убей эту суку, иначе я это сделаю!
– помогая подняться Темному, выкрикнул Арчи.

– Что случилось в тот вечер, - прищурился Паша.

Я буквально чувствовала, как ходит ходуном пистолет.

– Стреляй, если считаешь, что я предала тебя. Не мучай ни себя, ни меня, ни ребенка, - зажмурилась я.

Все, эмоциональный всплеск исчерпал все мои силы.

Я почувствовала, как дрожат мои ноги. Сейчас упаду.

Ухватившись рукой за спинку дивана, я всхлипнула. Не хочу реветь. Открыв глаза, не сдержалась и закрыла лицо руками.

Ноги подкосились, и я все же упала на колени.

Щелчок затвора заставил сжаться все внутри.

Страшно, боже мой, как страшно…

Нависшую над нами всеми тишину разорвали два оглушающих выстрела. Я даже не успела понять, умерла или нет, как меня подняли на ноги.

– Уходи, - услышала я и, наконец, смогла открыть глаза.

На полу лежали Темный и Арчи. Господи, он и их убил…

Покачнувшись, я вновь посмотрела на Пашу. Его взгляд я никогда не забуду. Полно боли и… слезы.

– Пошла вон, пока я не высадил твои чертовы мозги! – закричал он, и я поняла, что пора бежать.

Бежать и не оглядываться.

========== Глава 16. Он. ==========

Пришлось постараться, чтобы в очередной раз заставить волков сожрать человека, да так, чтобы не осталось

следов. Я хотел сжечь ребят, но был так зол, что резал их, ощущая каждой клеточкой своего тела – освобождение от дерьма, что они вбили мне в голову.

Я чуть не убил Марину.

– Сраный ублюдок, - затушил я сигарету и сев на диване, растолкал ногами бутылки.

Сколько времени я бухаю? День, два, три?

Потерев изрядно заросшее лицо, я решил выпить хоть что-то, что не горит. В холодильнике стояла спасительная бутылка минералки.

Начал трезвонить мобильник. Работает еще…

Не выпуская бутылки из рук, я медленно обернулся. На зарядке стоит.

Кто может мне трезвонить? Близких нет больше. Очередной желатель моей смерти?

Усмехнувшись, я опустошил бутылку.

Что может меня напугать? Я больше не боюсь сдохнуть. У меня нет никого, кем можно угрожать. Я гребаный отморозок.

Открыв холодильник, проверил, нет ли там еще воды.

Разочаровался и захлопнул дверцу. Там нет даже пожрать.

Пора взяться за свою жизнь и кончать запой. Им проблемы не решишь, а они начинаются с пространства, где я сейчас нахожусь.

Зайдя в гостиную, я осмотрелся.

Да, весело.

Давно высохшая невъебенная лужа крови (мне было в падлу вымывать это все дерьмо), вокруг пустые бутылки, бычки, грязные тряпки, две пилы, лобзик и еще уйма всякой хренотени.

Сев на стул, я прикурил сигарету с опиумом и смачно затянулся. Откинувшись на спинку, подумал: если выкурить весь опиум, что у меня есть в доме, я добьюсь полной потери личности? Было бы ахуенно…

Вновь зазвонил телефон. Надо ответить, раз уж я начал очередное пробуждение не с синьки.

Расталкивая ногами бутылки, добрался до камина.

– Слушаю, - рассматривая коробку, где лежала россыпь камней, ответил я.

– Привет, - голос принцессы стал для меня чем то… пробуждающим к жизни.

– Что случилось? – кинул я сигарету в пустой камин и, пригладив взъерошенные волосы, осмотрел дом.

Пиздец. Гостей не пригласишь…

– Я не знаю. За мной везде ездит одна и та же машина, - тихо сказала она, и я напрягся, вспоминая, кого еще не убил. У меня врагов больше нет. Ровно, как и друзей. – Паша, я бы не позвонила тебе, если бы…

– Если бы что?

– Эта машина стоит здесь уже несколько дней. Я боюсь выходить из квартиры и, кажется… у меня воды отошли.

– Скорая, - пошел я в комнату. Надо бы надеть чистую одежду.

– Я вызывала, но они доезжают лишь до ворот заказника и дальше не едут.

– Скоро буду.

Бросив телефон на кровать, я снял футболку и увидел себя в зеркало. Если так поеду к ней, напугаю еще больше.

Уже через час я подъезжал к дому Марины в чистой одежде, выбритый и вымытый. Я поступил с ней так, как не поступила бы она со мной. Явиться к ней в таком виде, каком я нашел сегодня себя в зеркале – просто унизительно. Разве можно показывать женщине свое растоптанное состояние?