Соседи
Шрифт:
— Нет, — сказала она, отвечая прежде всего самой себе, собственным мыслям. — Ты прав. Надо пытаться. А вдруг все получится и Рена начнет ходить?
«А что, если в самом деле? И все будет хорошо?»
Рена приподнялась в постели.
«И я начну ходить так, как все остальные люди? Так, как ходила когда-то?»
Иногда Рене снилось, что она бежит, то в гору, то по какой-то пустынной улице. Бежит, высоко поднимая ноги, всем своим существом ощущая радость бега, свободного дыхания, легкости...
Будет
Она никак не могла привыкнуть к мысли, что Крутояров, знаменитый ученый, о котором пишут газеты и журналы, согласился взяться за нее.
А вчера Сева сказал:
— Хочу говорить с тобой на равных, ты же не маленькая, ты у нас умный, взрослый человек. Разве не так?
— Дальше, — скомандовала Рена, сердце ее дрогнуло: о чем это он хочет говорить на равных? Но, чтобы доказать Севе, что она и в самом деле умный, взрослый человек, она улыбнулась как можно шире.
— В общем, так, — начал Сева. — Вот какое дело. Придется повременить малость. Крутояров, как выяснилось только что, уезжает в Америку на полгода.
— Полгода, — невольно повторила Рена. — Вот оно что.
— Да, придется подождать. Мы подождем, верно?
— Да, — кивнула Рена. — Подождем, верно...
Еще третьего дня они допоздна говорили с Севой.
Семен Петрович свел Севу с Крутояровым. Сева позвонил ему в гостиницу. Крутояров был немногословен, сказал:
— Пришлите мне снимки.
Сева, увлекающийся, пылкий, сразу же ринулся к Рене:
— Ренка, вот увидишь, мы еще побежим с тобой наперегонки...
— Перестань, — оборвала его Рена, но Севу уже невозможно было остановить.
— Сам Крутояров, понимаешь, светило медицины, берется за тебя?
Неизвестно, кто был сильнее взволнован, Рена или Сева, но спустя два дня Семен Петрович передал Севе, чтобы он снова позвонил Крутоярову. И Крутояров сказал:
— Снимки я посмотрел. Похоже, что наш случай. Но нужно, конечно, увидеть и больную. Я уезжаю в Штаты месяцев на шесть, а может, на семь. Конечно, если желаете, можно обойтись и без меня, послезавтра сюда приедет мой ассистент...
Но Сева не дал ему договорить.
— Если можно, хотелось бы, чтобы вы сами осмотрели.
— В таком случае ждите, — согласился Крутояров. — Ждите, когда я вернусь.
—… Стало быть, подождем? — нарочито бодро спросил Сева Рену, и Рена так же бодро, в тон ему ответила:
— Разумеется, подождем.
Она знала, Крутояров ничего не обещал; Сева в конце концов признался, что Крутояров так и сказал: «Обещать ничего не могу, снимки снимками, что еще осмотр покажет...»
Сева всегда в конечном счете говорил чистую правду Как бы ни увлекался, что бы порой ни сочинял, потом все же признавался, что немного присочинил, придумал, сфантазировал, вообразил, одним словом, принял желаемое за действительное.
— Будем надеяться, — повторила Рена. — Что нам еще осталось?
Снова улыбнулась, пытаясь улыбкой скрасить
Сева взял маленькую ладонь, подумал с горечью, какая же она тонкая, почти неощутимая, потерся щекой о Ренину щеку.
— Может быть, все будет хорошо? И мы с тобой рванем наперегонки?
— Все может быть, — сказала Рена.
Ночью, когда все спали, она не могла заснуть, думая все время, как оно будет. Что, если в самом деле? Ведь и вправду все может быть.
Временами казалось, что она уже успела привыкнуть ко всему, к своей неподвижности, к старому креслу, к дереву за окном, к дому напротив.
А временами на нее накатывала нестерпимая, ничем не побеждаемая тоска, отчаяние, от которого, как ни старайся, не уйти, не скрыться...
Хорошо, что так бывало с нею ночью. Потому что все спали, и мама, и Сева, и она тоже притворялась на всякий случай спящей, подолгу тихонько лежала с открытыми, не желавшими уснуть глазами.
Порой думалось, лучше бы ей не знать ничего о Крутоярове. Пусть бы шло, как идет, без всяких изменений, ведь может статься, что придется пролежать в клинике Крутоярова очень долго, полгода, год или даже больше и ничего не выйдет, и как были неподвижными ее ноги, так и останутся.
Потом она принималась как бы на зло себе считать, сколько месяцев, недель, дней остается до возвращения Крутоярова. Шесть месяцев — это двадцать четыре недели, или сто восемьдесят четыре дня.
Долго, ох как долго!
Однажды ей довелось прочитать, что такое время. Время — понятие неоднозначное, растяжимое. Оно может тянуться бесконечно и промелькнуть в один миг.
Рена наперед знала, что эти шесть месяцев будут тянуться невыносимо долго. Каждый день покажется годом.
Ну и что с того? Придется ждать, потому что ничего другого не остается.
Так думала Рена по ночам, а утром она вновь была оживленной, как бы искрилась неподдельным весельем, лихо передразнивала маму, пикировалась с Севой.
Можно было подумать, что нет человека веселее и беззаботнее Рены...
Глава 12. Валерик
— Ты спишь? — спросила Надежда.
Валерик притворился, что не слышит, крепко спит. Даже начал всхрапывать, будто бы спит без задних ног. Однако обмануть Надежду ему не удалось.
— А ну, хватит, — сказала она. — Хватит паясничать!
Валерик глубоко вздохнул, как бы просыпаясь.
— Давай, давай! — сказала Надежда. — Перестань лукавить!
Где-то в конце коридора, должно быть у Севы, пробило шесть раз. Еще самый сон, шесть утра...
Но Надежде не спалось, и она знала, Валерик тоже не спит.
Вчера примерно в этот самый час она проснулась: он сопел, время от времени всхлипывал.
— Что с тобой? — спросила Надежда.
Он долго молчал, потом ответил: