Сослан-богатырь, его друзья и враги

Либединский Юрий Николаевич

Теперь все нарты разглядели страшного гостя. Въехал он в нартское селение и сказал голосом грома:

— Долгие дни вам здравствовать, нарты! Ничего худого я вам не хочу, но вижу я среди вас врага моего Ацу. Ему я смерть принес. Он брата моего убил и убежал от кровомщения к вам.

— Не убивал бы я твоего брата, если бы вы с ним вдвоем не похитили сестру мою! — ответил старый Аца.

— Ты словами кровь не прикроешь, — ответил ему алдар Мысыра и опять сказал нартам: — Между мной и вами нет вражды, вольные нарты! Неужто из-за человека, чужого вам по крови, будете вы проливать свою кровь?

И

тут сказал Урызмаг:

— Он был нам чужой, но взял жену из нашего рода.

Пусть ваша женщина вернется к вам, — сказал алдар Мысыра. — Только кровь Ацы нужна мне!

— Убей его, он нам чужой, — сказал тут Бурафарныг Бората. — Сторожил он наши стада, и своим мы его не считаем.

Тут алдар Мысыра взмахнул мечом и надвое рассек старого Ацу.

Повернул коня алдар Мысыра и поехал прочь. А нарты сидят на нихасе, глядят на убитого Ацу и не знают, что делать. И сказал тут Сырдон:

— Что ж, почтенные нарты, мстить за старого Ацу некому. Знаю я точно, что погиб маленький Ацамаз, его единственный сын.

И ответил ему Урызмаг:

— Не все ты знаешь, Сырдон!. Мудрая хозяйка наша Шатана сказала, что разрушил Ацамаз вместе с Сосланом крепость Хиз, что добыли они красавицу Ведоху. Вернется Ацамаз, и спросит он с нас за кровь отца!

Встревожились нарты. Опять послали они к мудрой Шатане спросить совета ее. И сказала Шатана:

— Не по чести вы сделали, нарты, выдав насильнику Мысыр-алдару славного родича нашего, старого Ацу. Но чтоб смертью его кончилось зло между нами, нужно нам скрыть от Ацамаза убийство отца его. Скажем, что своей смертью умер его отец, а жену его, нашу дочь, сама я в этом уверю.

Так и сделали нарты. Возвратился Сослан и привез с собой красавицу Ведоху. А с ним вместе вернулся маленький Ацамаз. И с плачем поведала ему мать его, что молния спалила старого Ацу.

Поверил Ацамаз матери. А почему бы ему не верить ей? Поставил он своего коня в подземную конюшню, снял с себя доспехи и оружие, и так как он был еще мальчик, то и стал расти-дорастать в родном доме.

Много ли, мало ли времени прошло — однажды весной на каменистом пригорке, с которого сошел снег, играл в альчики Ацамаз с соседскими ребятами. Желтые и белые бараньи позвонки то строем становились на земле, то во все стороны разлетались, когда на них падал меткий биток. Не везло сегодня Ацамазу: все альчики проиграл он, даже биток свой — ту крупную кость, которой бьют — поставил он на кон и ее проиграл. Крепко хотелось отыграться Ацамазу. Вот и сказал он тому мальчику, который выиграл у него биток:

— Дай мне его, я раз ударю и отдам тебе биток.

— Как бы не так! — со смехом ответил мальчик.

Обиделся Ацамаз. Схватил он мальчика и, конечно, тут же отнял у него свой биток. В драке поскользнулся и упал сын соседа, и из носа у него пошла кровь. Тут он заплакал и сказал Ацамазу:

— Эх ты, рваный чувяк, пастухово отродье! Со слабого легко кровь взять, а, небось, убийце отца твоего кровь прощаешь!

— Мой отец умер по воле неба, — сказал Ацамаз. — Его никто не убивал.

— На нихасе убили его. Все старые нарты видели это и, как падаль, поскорее зарыли! — крикнул Ацамазу соседский сын и убежал к себе.

Сердитый вернулся Ацамаз

домой и лег на скамью, недалеко от очага, возле которого мать его готовила в то время просяную кашу.

Взглянула мать на сына и спросила заботливо:

— Что с тобой, злосчастный ты мой?

— Живот у меня болит, — ответил Ацамаз.

— Вот припарю я тебе живот горячей кашей, и все пройдет.

И, набрав из котла в деревянную миску горячей, дымящейся каши, подошла к сыну, взяла горсть каши голой рукой (ведь тогда только больному станет легче, когда подавать ему лекарство голой рукой!) и хотела положить на бешмет сыну, чтобы согрелся у него живот. Побыстрее надо бы это сделать, ведь жжет руку горячая каша, но тут схватил Ацамаз руку матери и сжал ее в кулак.

— Ой, больно! Ой, жжет! Что ты, с ума сошел? — закричала мать.

— А зачем ты обманула меня, сказала, что отец мой умер своей смертью? — спросил Ацамаз.

— Ой, правду сказала я! По воле неба умер он. Молния его спалила. Ой, больно, пусти!

— У меня сердце не меньше раскалено, чем твоя рука, и жжет оно мне грудь. Говори: ты видела отца мертвым?

— Ой, нет, не видела я! Он ушел на нихас и не вернулся. Бабушка твоя, Шатана, принесла мне эту страшную весть.

Отпустил тут Ацамаз руку матери, и, охая, стала тут она молочной сывороткой примачивать обожженную руку…

А маленький Ацамаз пошел в башню Ахсартагата. Туго завязан был узел горя на его сердце.

Ласково встретила его мудрая Шатана — любила она своего удалого внука.

Вошел он в дом и спросил у Шатаны:

— Бабушка, скажи, кто убил отца моего?

— Я слышала, что своей смертью умер отец твой, дитя моей дочери. Кончился срок его жизни. Рада я, что сам ты цел, невредим и с великой честью вернулся из опасного похода!

Но не верил ей Ацамаз. «Буду ловить в тот же капкан, в который мать поймал», подумал он и попросил ласково:

— Захотелось мне, бабушка, зерен, которые ты так вкусно поджаривала для меня, когда был я мал.

— Стоит ли говорить об этом, дитя мое! — весело сказала Шатана. — Поджарить зерна легче, чем голову почесать.

Быстро поставила она на огонь сковороду и поджарила зерен. Наполнила она поджаренными зернами деревянную чашу и поднесла ее Ацамазу.

— Разве деревянной рукой воспитывала ты меня, бабушка? — с упреком спросил Ацамаз у Шатаны, указав на деревянную чашу.

Тогда голой ладонью взяла Шатана полную горсть горячих зерен и протянула их Ацамазу. Но тут стиснул он руку ее с горячими зернами и спросил еще раз:

— Скорее говори, кто убил отца моего?

Жгли горячие зерна ладонь Шатаны, не стерпела она и сказала:

— Правды, верно, не скроешь! Убил отца твоего Мысыр-алдар, а случилось то на нихасе нартов.

Отпустил Ацамаз руку Шатаны. Стоит она перед ним и, как ребенка, качает руку.

— И все нарты видели, как насильник убил отца моего? — спросил Ацамаз. — Неужто никто из вас, Ахсартагата, не вступился за отца моего? Ведь я вам родной!..