Сосуд скверны
Шрифт:
— Никто не ценит так высоко, как я, замечательный труд миссионеров на этих островах, но уверены ли вы в том, что всегда подходите к людям с должным пониманием и тактом?
Резидент остался доволен своей округлой фразой. Исключительно вежливой — и в то же время содержащей упрек, который должен уколоть. Миссионер печально посмотрел на него. Во взгляде его светилась чистосердечность.
— Когда Иисус увидел менял в храме, он плетью выгнал их оттуда. Нет, мистер Груйтер, разговоры о такте — это пустая трата времени. Нельзя уклоняться от того, чтобы до конца выполнить
От этакой тирады преподобного Джонса резидент внезапно ощутил сухость во рту, и ему захотелось пива. Миссионер с серьезным видом наклонился к нему.
— Вы так же хорошо, как и я, знаете пороки этого человека. Нет необходимости еще раз напоминать вам о них. Для него нет никаких оправданий. Он уже переступил все границы. Сейчас у вас есть все основания разделаться с ним. И я прошу вас использовать вашу власть и навсегда изгнать его отсюда.
В глазах резидента заблистал особенно лукавый огонек. Возник повод позабавиться. Оказывается, люди еще более потешны, когда их и не хвалишь и не осуждаешь.
— Послушайте, правильно ли я вас понял, мистер Джонс? Вы требуете, чтобы я выслал этого человека, не выслушав свидетелей и того, что он скажет в свое оправдание?
— Какие могут быть у него оправдания?
Резидент медленно поднялся со своего стула и впрямь сумел придать себе больше достоинства, чем позволял его маленький рост.
— На этих островах я отправляю правосудие согласно законам голландского правительства. Позвольте указать вам, что я чрезвычайно удивлен тем обстоятельством, что вы пытались повлиять на выполнение моих судебных функций.
Миссионер слегка опешил. Никогда еще не случалось, чтобы этот самонадеянный мальчишка, на десять лет моложе его, разговаривал с ним таким тоном. Но едва он открыл рот, дабы объясниться и выразить извинения, как резидент, подняв свою маленькую пухлую руку, остановил его.
— Мне уже пора идти на службу, мистер Джонс. Желаю вам всего хорошего.
Миссионер попятился, поклонился и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Он бы, конечно, крайне удивился, если бы увидел, как повел себя резидент, когда он закрыл за собой дверь. Широко усмехаясь и растопырив пальцы, он показывал длинный нос вслед ушедшему Джонсу.
Несколько минут спустя резидент направился в свою канцелярию. Старший клерк, голландец-полукровка, доложил ему о ночном происшествии. В основном это было почти то же самое, что он услышал от преподобного Джонса. Суд был назначен на сегодня.
— Дело Рыжего Теда будет слушаться первым, минхер? — спросил старший клерк.
— Не вижу оснований для этого. Есть два или три дела, которые поступили раньше. Я буду рассматривать дела в надлежащем порядке.
— Быть может, минхер, поскольку Тед белый, то вы пожелаете сначала наедине переговорить с ним?
— Величие закона в том, что он не видит различия между белым и цветным, — несколько напыщенно произнес резидент.
Суд помещался в большой квадратной комнате с деревянными скамьями, на которых вплотную сидели туземцы. Все встали, когда сержант объявил о появлении резидента. Он вошел вместе с клерком и занял
Было рассмотрено с полдюжины дел, а затем ввели Рыжего Теда. Его поставили у скамьи подсудимых, в наручниках, с конвоирами по обеим сторонам. Резидент с суровым видом взглянул на него, но в глазах у него пряталась смешинка.
3
Голландская королева с 1890 со 1948 годы.
Рыжий Тед страдал от похмелья, слегка покачивался и безучастно глядел перед собой. Он был еще молод, лет, вероятно, тридцати, немного выше среднего роста, довольно плотный, с красным обрюзгшим лицом и рыжей копной курчавых волос. Вчерашняя потасовка не прошла для Теда даром: под глазом у него багровел большой синяк, нижняя губа была рассечена и вспухла. На нем были шорты цвета хаки, очень грязные и рваные, и изодранная фуфайка. Сквозь большие прорехи виднелась грудь, заросшая густыми рыжими волосами; кожа Теда, однако, отличалась поразительной белизной. Резидент перелистал лежавшее перед ним дело и вызвал свидетелей.
Выслушав сначала показания китайца, которому Рыжий Тед проломил голову бутылкой, затем возбужденный рассказ сержанта, которого он сбил с ног, когда тот пытался арестовать его, а под конец — протокольное описание того, что обвиняемый разбил, сломал или повредил, в пьяной ярости круша все, что ни попадалось под руку, резидент повернулся к обвиняемому и обратился к нему по-английски:
— Ну, Рыжий, что скажешь?
— Пьян был. Ничего не помню. Если говорят, что чуть не убил, то, может, и так. Пусть они дадут мне срок, я уплачу за все.
— Срок ты получишь. Я тебе дам его.
Резидент с минуту молча глядел на Рыжего Теда. Да, отвратный тип. Совершенно опустившийся человек. Противно смотреть на него, и если бы преподобный Джонс не совался не в свои дела, то он, конечно, тут же приказал бы выслать его отсюда.
— Ты, Рыжий, безобразничаешь с момента своего приезда сюда. Ты совершенно позорный тип. Законченный лентяй и бездельник. Постоянно появляешься пьяным, устраиваешь один дебош за другим. Ты просто неисправим. Прошлый раз в суде я предупредил тебя, что если ты опять будешь арестован, то я строго взыщу с тебя. А теперь ты перешел всякие границы и поплатишься за это. Я приговариваю тебя к шести месяцам принудительных работ.
— Кого? Меня?
— Да, тебя.
— Ей-богу, как только выйду, убью вас.
И Рыжий Тед разразился целым потоком ругательств, весьма непристойных и кощунственных. По-голландски можно выругаться значительно крепче, чем по-английски, но Рыжий Тед в полной мере использовал возможности английского языка. Резидент презрительно слушал его.
— Замолчи, — приказал наконец он. — Мне надоело.
Свой приговор резидент повторил на малайском языке, и осужденного не без борьбы увели прочь.