SoSущее
Шрифт:
Онилин обнял себя за плечи, пытаясь утихомирить дрожь. А что, может, действительно план? В него бы уложилось и странное «отпущение» Гусвинского, и провалы в общении с арканархами, и даже поведение его недососка, который, несмотря на внешнюю наивность, иногда ведет себя крайне подозрительно. Если бы не стопроцентные проверки… Хотя о чем он, какие проверки при таком сосале! Сосало, конечно, не пришьешь, но… запугать и завербовать можно любого. «А что, если милейший Ромка Нах вовсе не овулякр сосунка, а мерзейший симулякр [219] , чудовищный гротеск взбесившейся Лохани?» — произнес он вслух последнее предположение. И вовремя, потому что, услышав себя,
219
Симулякр — соперник овулякра на подступах к Храаму, имитирующий избранность. — №.
Надо бы проветриться, решил Платон и, отложив журнал в сторону, вышел в коридор.
Проходя мимо двери с табличкой «офис № 4», он почему-то вздрогнул, представив себе за дверью сидящего за столом змея четвертого номера. Или на алтаре — в окружении братьев-офитов [220] . «Это какой же будет?» — спросил он себя и, разведя руки, попробовал вычленить в пространстве ползучего крупноразмерного гада.
Наверное, такой, чтобы к «четвертой» груди приложиться, усмехнулся Онилин.
220
Офиты — гностическая секта, поклонявшаяся змею ( — греч. «змей») как носителю истинной Премудрости. — Вол.
Шутка почти удалась, и, немного успокоенный своей способностью все еще видеть смешное в тревожном, мистагог кандидата Деримовича вышел на свежий воздух приволжской ночи.
Они своего добились, эти битюги с сальными руками и смертельными жалами. Он действительно идет ко дну, как обыкновенный чмошник, запрессованный беспредельной гопотой на районном сходняке [221] .
Деримович пошевелился в мешке, пытаясь выпростать руки. Руки скользнули по телу… Прямо по коже. Он, что, голый? Эта новость буквально разорвалась в голове. Почему? Он не помнит, чтобы его раздевали. Не помнит, что раздевался сам.
221
Попытка перевода с фени обыкновенной на юрфеню (юридическую) будет выглядеть так: «как униженный вышестоящими началами человек, подвергшийся давлению применяющих насилие и не чтущих закон уголовных элементов на районном собрании всех противоправных сил». — Вол.
Все… Руки вверх. За голову. Расширить дырку…
Нет, пальцы не багор — мешковина на редкость прочна.
Каюк… Божже, отдать концы в этой холодной черной воде.
В позорном рубище тряпичного саркофага.
И тут он почему-то вспомнил бред Онилина об акве-воде и ее СОСАТ-ключе. СОСАТ! Где же оно, экстренное средство связи с братьями? Средство Сосунка! Именно — сосунка! А он, он пока еще овулякр недоношенный. И может быть, уже насовсем недоношенный. Недососок, одним словом. «Ха-ха-ха!» — уже забулькал Деримович, как вдруг нога его коснулась чего-то округлого и твердого. Да это же СОСАТ!
Извиваясь всем телом, как пойманный в мешок змей, Ромка все же сумел достать универсальное средство спасения и, находясь уже в полуобморочном
И опять ничего не происходило. Багровые тучи уже обволокли его разум со всех сторон, а в голову, несмотря на близость конца, лезли совершенно никчемные мысли из проэтического откровения лженаставника. «Об акве-воде и ее музыкальном ключе, альфе в двойном венце. В начале вод лежит исход, лишь стоит альфе сделать ход. Иссякнет ключ, вода стечет, и жизнь, как песня, увлечет».
Красный туман густел с каждым мигом, сковывая мысли. Странно, но именно в этот момент фактического прощания с жизнью вспомнил он предание о големе. Единственное предание из немалого чурфаковского набора, которое запомнил овулякр-студент. И даже не само предание, а видеодемонстрацию глиняного монстра опять же на единственной посещенной им лекции. Запомнил так хорошо, что даже сейчас, в полусознательном состоянии он ясно увидел начертание на лбу глиняного робота — АМЕТ. А потом первая справа буква «алеф» средствами монтажа испарилась, и грозное чудовище само по себе стекло на землю коричневой жижей. АМЕТ — МЕТ.
«Аква — он в ней сейчас… — на последнем издыхании трепетала мысль. — Лишь стоит алеф ей стереть», — стучало в ушах.
И недаром.
Деримович, втянув живот, сумел-таки выдохнуть в СОСАТ искомый ключ: «Ква!»
Конечно же, «ква» — веселая и радостная песнь. Песнь жизни в водах смерти.
Как бы не так.
«Странная она», — вспыхнула и угасла в красном море забвения последняя мысль.
И море стало всем.
Точнее, все стало морем. Морем тьмы.
Тьмы безвидной и бескрайней.
Короче говоря, все просто квакнулось.
А на песчаном берегу острова Крит уже вовсю шло приготовление к заплыву по Внешней Волге. Подождав, пока челн с отпущенным Гусвинским уйдет вниз по реке, специальная команда бакенщиков на катерах перебросила через Волгу два ряда заградительных поплавков. Поплавки были сделаны из прозрачной пластмассы и снабжены электрическими лампочками, так что по завершении работ через реку протянулись две светящиеся красными огоньками змеи.
Народу на берегу прибыло. Возвратились с прощального места те, кто возлагал руки на отпускаемого брата, из Дворца культуры подтянулись степени пожиже, и отдельной процессией, храня медлительную важность, вышли к берегу представители старшего расклада.
Здесь, на берегу реки начало предстоящего заплыва выглядело чем-то фантастическим. Несколько сотен полураздетых братьев, разбавленные тремя десятками сестриц, смотрелись на прохладном песке уцелевшими пассажирами затонувшего круизного лайнера.
Кто-то пробовал ногой воду, кто-то пытался показать полное равнодушие к происходящему, а кто-то просто дрожал от самого настоящего животного страха. Повинный в злоупотреблении огненной водой Сусло-Непийпиво, а потому награжденный за это реликвиями ЭПН, в отчаянии разглядывал свои руки и украшенную увесистой голдой волосатую грудь. Точно в какой-то неандертальской молитве вознося вверх мощные кулаки, этот водочный синдик пытался разжалобить двух стерегущих его териархов. Териархи, с опаской поглядывая на взлетавшие перед их лицами кувалды Сусло-Непийпиво, то и дело шипели и показывали ему кончики шир, но синдик не прекращал своих опасных стенаний, справедливо полагая, что с такими кастетами на руках в виде десяти массивных перстней, одной килограммовой цепки и такого же по весу лаконичного распятия на шее, относящегося к не виданной доселе конфессии, ему до противоположного берега не добраться.