SoSущее
Шрифт:
Виляя обтянутым в черное купальное трико афедроном, к подконвойному синдику приблизился Фредди Хок.
— Чё, суслик, добадяжился? — спросил он Непийпиво, пробуя воду. — Холодная, бля. Утонешь с цацками своими.
Обычно уверенный в себе, отчаянно дерзкий Сусло ничего не ответил обидчику, зато один из териархов с лысым черепом и похожими на клещи руками решил вступиться за своего подконвойного:
— Очко-то побереги, не один в воду лезешь.
Никогда не унывающий гигантопиг на всякий случай сделал шаг в сторону, чтобы, не дай Богг, не попасть под одну из грозных шир, и, отклячив свою «пигу» в сторону териарха, изобразил мощный бархатистый пук. Неприличный звук, хотя и был симулирован ртом — на скромной кисельной халяве газов не больно накопишь, — выглядел до того натурально, что ближний к нему страж чуть не бросился наперерез охульнику, но вовремя был остановлен товарищем.
Платон двигался вдоль шеренги братьев, набранных из самых разношерстных начал, и дивился той немой, а местами и восторженной покорности любой дикости, любому абсурду, будь они спущены с верхних ступеней пирамиды начал. Этот нелепый благотворительный заплыв в честь чего-то там, чего он и сам уже не помнит, ночью, в холодной воде — неужели никто из этих олухов не понимает, что ситуация для несчастного случая самая что ни на есть удобная. Потерял сознание, не заметили, и все… Выловили под Астраханью. Река как-никак… Нет, все поплывут. Ведь на той стороне будут значки участников вручать и начертание на руку делать. А без железочки этой и без начертания никто уже не сможет ни продавать, ни покупать. Про сосунков и говорить нечего. Для них заплыв по Внешней Волге — цветочки. Им еще во Влажную лезть, в Волгу Нижнюю. Без Нижней к сосцам не приложишься. На слове «сосцы» Платон мечтательно причмокнул… Да, Нижняя забирает однозначно, правда одного, зато купаться в водах млечных ее — все равно что родиться заново, и не в этот колючий и мерзкий мир, а в негу несказанную. А во Внешней и без всякого жертвоприношения тонут. По чистой случайности вроде, хе-хе… Как тут не рассмеешься.
Глядя на большую и внешне разношерстную толпу, Платон нашел еще один повод для удивления: он относился к простоте управления этими «великими индивидуумами». Ибо кадры СОС и присные им элементальные начала, при всей своей уникальности и пышной значимости, вели себя по-холопски предсказуемо… Да, прав был Иосиф III, такие кадры, ничего не решая, решают все. С правильными кадрами механизм осечек не дает. Даже опазиция, недаром системной называется, — место знает в общем раскладе, потому и допущена до таинств внешних, и проклянет как надо, и гневу народному не даст ни угаснуть окончательно, ни вспыхнуть бесконтрольно. Ровное спокойное горение ненависти — важная составляющая баланса. Ну а кто не по чину мыслить задумал или, чего более, за покров двух Маат заглянуть, этим и вода — смертный враг — кому ноги сведет, у кого сердце йокнет.
Проходя мимо мелочи из синдиков, декапротов и прочих малых начал, он почему-то не заметил привычной вспышки обожания к церемониарху. Изменились времена. Мелочь всякая теперь не ему — Нетупу на глаза лезет, — а чем он командует здесь, кроме раззявки своей щелегубой? Кто он в сравнении с двуликим церемониархом Платоном Онилиным? Никто, зовут Никак, Нетупом погоняют. Одним словом, начальников молчальник и молчалок командир. Да вот он и сам, неладный. Хотя, надо признать, тельцем Нетупчик ладно скроен и ухватист к тому же, ну и рисовщик без меры. Вон как он шустро, но в то же время естественно, без тени смущения подскочил к ладье, картинно напрягая довольно развитый торс и подтягивая твердые булки узкого субилатория. Успел, сорвал несколько восхищенных взглядов рассаживающихся в ладье представителей старших начал. Особенно пристально смотрели на ладную фигурку две коронованные особы: Альберт Монаков с почетного плавсредства и Миха Солнцевский [222] — с общего песка.
222
Монаков и Солнцевский — здесь не фамилии, а указатели на крышуемые области (вероятно, княжество Монако в Европе и Солнцево — пригород Москвы) в патронажной географии конца эпохи четвертого солнца. — №.
Завидев Онилина, Нетуп сделал еще один реверанс — двум принцам и одной принцессе — и повернулся к церемониарху.
— Вода холодная нынче, Платон Азарович, — с подчеркнутой заботой сказал начальников молчальник, — вы ближе ко мне держитесь, не приведи Богг, занемеет что — так уж я подсоблю.
Платон, пытаясь подавить невольное чувство страха, рассыпался в мелком, но вполне убедительном смехе.
— Я уж справлюсь, ваше высокотупие, в Темзах похолоднее водица.
— Сравнили,
— Канава-не-канава, а и там пираньи водятся.
— Видите, я же говорю, везде осторожность соблюдать надо, — сказал Нетуп, отворачиваясь от церемониарха и посылая воздушный поцелуй старшему раскладу, — в Темзе пираньи, а здесь, на Волге, — судаки бешеные — причинные места, говорят, любят. Вздохнуть не успеешь — откусят на раз. Судак — он не дурак, даже если на букву «м» он, и зубы у него, знаете, Платон Азарович, поострее наших будут.
Платон смотрел, как картинно, с самым серьезным видом толкая самую несусветную чушь, фиглярил этот Буратино. Быстр, очень быстр оказался его бывший протеже в сублиминальной суггестии [223] . Гонит так, будто хуцпе [224] с детства научен, и язык у него верткий, как угорь, и ядовитый к тому же, чисто червь щетинчатый.
223
Сублиминальная суггестия — метод непрямого (подпольного) внушения, широко распространенный в так называемой рекламе — террористических атаках на остатки мышления, характерных для рассматриваемого времени. — №.
224
Неизвестный термин, вероятно, имеющий отношение к полемическим способностям. — №.
— Ну уж вам-то бояться нечего, ваше деревячество, — ведь чурбаны не тонут, — стараясь не думать о возможных подставах со стороны Нетупа, нагло съязвил Онилин.
— Так и я о том же, ваше рыба… простите, ребячество, — если что, хватайтесь, полено — не соломинка, любого вынесет.
Но Платон уже не слушал коварного локапалу. Он почему-то озадачился судьбой своего подопечного. У него даже защемило в том месте, которое в лохосе принято называть ложечкой. Но то не ложечка щемила, то зашевелился в нем его внутренний гельмант, уловивший тревогу связанного с ним родственного начала.
Вероятно, и не тревогу уже, а самый что ни на есть животный, гельмантский страх.
«Как он там сейчас?» — думая о «пути горя» своего недососка, прошептал Платон в сторону кургана и тут же отправился на осмотр почти готовой шеренги пловцов.
Бескрайняя и безвидная тьма, в которую ухнул Роман Деримович, все еще обволакивала его, но она уже была не глухой. В ней слышались звуки. Не совсем приятные, конечно. Ведь это были звуки стрельбы, сопровождавшиеся стоном входящих в воду пуль. И стреляли, по всей очевидности, в него. При очередном выстреле тьма растаяла, и через распоротый очередями мешок Роман смог разглядеть нависшее над ним звездное небо. Он успел сделать глубокий спасительный вдох и погрузиться в воду, прежде чем длинная очередь, разорвав в клочья мешковину, вспорола ее белыми бурунами. По крайней мере, теперь он сможет выбраться из своей полотняной утробы.
Кесарево сечение с огненным крещением, — чувство юмора вновь вернулось к неофиту, и это был главный признак надежды на продолжение банкета.
Освободившись от лохмотьев, Ромка с удивлением обнаружил, что он фактически лежит на каменистом дне. И от поверхности его отделяло совсем чуть-чуть — не больше метра водной толщи, которую продолжали прорезать кипящие буруны от пуль.
Правда, он никак не мог понять, кому потребовалось стрелять в него, где он, и самое главное, как отсюда выбраться.
Живым, разумеется.
Возможно, он что-то прослушал в наставлениях Онилина, возможно, все вообще пошло не по сценарию. Но как бы там ни было, шкура у него одна, и спасать ее надо изо всех наличных сил.
Дождавшись окончания длинной очереди, Деримович извлек изо рта СОСАТ и вынырнул на поверхность. Он успел сделать два последовательных вдоха и заметить опоясывающий воду каменный барьер. Значит, он уже не в реке, а в фонтане или бассейне. Распластавшись для надежности на дне, Ромка попытался спокойно проанализировать ситуацию. Что, если это не банальная расправа, а жестокая проверка на вшивость? И сценарий прохождения остался в силе. Тогда и Онилин — не коварный предатель, а жесткий мистагог. Ну, а если все так, тогда по сценарию ордалий сейчас он должен быть в том самом бассейне, в который, по преданию, вляпался сам Озар.