Сотая казнь
Шрифт:
Ссориться с герцогом в первый день приезда в столицу, Мэрган, как и любому другому человеку, не хотелось, и пододвинув к себе кружку, она принялась слушать.
– Ты наверняка устала с дороги, но не мешало бы прямо завтра с утра наведаться в тюрьму. Давно уже коменданту с одним сидельцем разобраться помочь надо. А потом уж можешь спокойно идти к городскому совету, чтобы он тебя принял на работу, – начальник герцогской охраны полез под куртку и всыпал в руку Мэрган горсть монет. Тяжесть в ладони была приятна, а металл холодил руку и грел сердце. Но вот когда Мэрган
– Вам что там всю тюрьму перевешать надо, да еще начиная с самого коменданта? – охрипшим голосом проговорила Мэрган.
– Я бы конечно не отказался… Но умереть должен лишь один: герцог наш чародея в тюрьму кинул. Тут уж сама понимаешь дело щекотливое… Говорят, что город у нас просвещенный, ан нет, каждый в суевериях погряз. Боятся люди на колдуна руку поднимать. Вот он и мается в камере как неприкаянный. А у меня голова болит: кто этих чародеев знает, вот возьмет, завтра обернется птицей да и улетит, ищи его потом.., – начальник стражи досадливо поморщился, – Ну что, ты возьмешься?
– А не боитесь, что завтра искать придется не чародея, а меня? Деньги то не малые.
– А не боишься, что тебя завтра все же найдут? В канаве? – улыбнувшись и видно посчитав разговор оконченным, собеседник палача пружинисто встал и кинув на стол монету отправился к выходу.
В узкие щели ставень снятой ею комнаты пробивался лунный свет, беззаботно играя на тусклом золоте монет. Мэрган вглядывалась в обретенное богатство. Семь золотых кругляшей, обещающих безбедную жизнь на целый год вперед.
Палач покачала головой, через силу вырываясь из сладких грез, после чего извлекла из сумки кувшинчик с чернилами, сделанными из смешанной с камедью сажи и пергамент. Закончив с приготовлениями, девушка старательно, закусив кончик языка начала выводить послание. Писать было сложно, ведь она пыталась вывести буквы ясно, и в то же время начертать их без нажима и используя как можно меньше чернил, чтобы потом можно было соскоблить текст и написать новое послание на том же листе. Не переводить же драгоценный материал попусту?
Впрочем дело спорилось – ей ничто не мешало, а времени было в достатке. Зал внизу уже затих и постояльцы погрузились в сон. Только на кухне кто-то тихо бренчал котлами, периодически испуская протяжные вздохи.
Равномерно скрипело перо выводя все новые ряды текста. Мэрган писала к своему учителю, пересказывая ему тот месяц, что она добиралась в столицу из приграничья.
Наконец закончив, перечитав письмо и подправив ошибки, палач скрутила пергамент и тяжело завалилась на соломенный матрас. Сон пришел быстро. Скорее даже не сон, а воспоминание, закутанное в пелену дремы. Воспоминание, которому скоро должно было исполниться десять лет.
Город… Мэрган все еще было непривычно ходить по его улицам. Не проноситься верхом, держась одной рукой за спину отца, а второй прижимая к носу надушенный платочек, чтобы
Город напоминал Мэрган оборотня, который за одну ночь обратился из верениц ярких зал и просторных особняков, в темные подвалы и продуваемые ветром загаженные переулки…
Болело тело, еще не успевшее залечить полученные несколько дней назад удары и ссадины. Невыносимо хотелось есть. Лишь тошнотворные запахи с лотков торговцев помогали ей бороться с голодом.
Мэрган не знала, что ей делать. Для девочки ее возраста внезапно оказавшейся на улице есть очень мало путей. Конечно бордели всегда нуждаются в молодом пополнении, да и в уличные актеры можно податься, даром что ли музыке с младенчества обучалась… Мэрган поежилась. Таких мерзких перспектив она еще не знала, впрочем бордели это еще ладно, но вот к актерам она не хотела попадать ни при каких обстоятельствах, продажные девки по крайней мере торгуют телом, а это гонимое церковью отребье не стесняется продавать публике свою душу.
Значит оставалось только воровство. Или убийство. Ни в том ни другом опыта у нее не было, но первое было явно легче. Вздохнув, она оглядела толпу. Скорее всего ей повезло как и всем новичкам. Острые глаза сразу выловили из людского потока высокого старика, одетого в темно-синюю форму городского служащего. Абсолютно непримечательного, если не считать висящий на его поясе меч в потертых ножнах. Сейчас он неторопливо рассчитывался с лоточником. Немалый кошель в его руке мелодично звякал, будто прощаясь с каждым отсчитанным медным кружком.
Глубоко вдохнув стоящий на улице смрад, Мэрган размяла исцарапанные руки. Затем быстро зашагала к старику, став выжидать когда что-нибудь отвлечет его внимание.
Удобный момент настал уже на углу улицы: жертва на миг остановилась, заслушавшись баснями уличного проповедника. Тут же прильнув к старику, Мэрган аккуратно запустил руку в его карман нащупывая шершавый бок кошеля. И мир потонул в боли…
Прежде Мэрган никогда не чувствовала такого и даже не предполагала, что вывернутая рука могла принести столько страданий. Весь мир, что весь мир, все ее я, влилось в несчастную конечность обращаясь в пульсирующий в такт боли ком.
Захват исчез, когда кость уже казалось готовилась дать трещину, однако рука старика продолжила кандалами смыкаться на руке Мэрган.
– Только не вырывайся, а то выдеру тебе руку ко всем бесам. Ишь чего удумала… Средь бела дня, посреди честного люда… И у кого посмела воровать? У меня? – старик грозно нахмурился рассматривая пленницу, – Неужто храбрая такая, с палачом шутки-шутить?
Мэрган которую как и всех детей палачами пугали с самого детства, вздрогнула и затравленно заозиралась. Впрочем это было напрасно, заступаться за воришку никто и не думал.