Сотник и басурманский царь
Шрифт:
– Дак я сама его за рукав взяла, к его батьке привела, да и сосваталась!
Вновь заржали казаки, кто верхами сидели, едва с коней не попадали. А сам атаман, губы кусая, слёзы выступившие вытер и порешил:
– Станичники, слушай мой приказ! Раз уж тут такое дело, то велю сегодня же обвенчать молодых, а свадьбу сыграем, как вернёмся! Любо?
– Любо! – откликнулся казачий круг. – Вот это дело, атаман! Гуляй, Васька, последний денёк холостой! Любо-о!
Стали расходиться по хатам казаки. Разлетелась по станице весть о войне, загоревали бабы, запечалились
Потому сейчас не водку пить, не гулять время, а в храм Божий сходить, с детьми поиграться, близких обнять. Кто знает, все ли вернутся? Эх, об этом только песни петь, как предки завещали…
Верный мой товарищ, конь горячий вороной,С песней разудалой мы пойдём на смертный бой!Вот та наша служба, чужедальня сторона,Буйная головушка, казацкая судьба-а…А близко ли, далёко ли идёт-бредёт где шагом, где бегом, где подпрыгивая, стройный кавказский юноша. Долгая дорога вела Юсуфа на поиски дяди. Многие и слыхом не слыхивали о каком-то там пожилом джигите-герое, который бьётся за родную землю с ненавистными гяурами. Зато в одной из маленьких деревень на бедного юношу с палками бросились, когда он спросил, где Сарама искать.
– Пошёл вон, разбойник! Чтоб он шею свернул, твой Сарам! Последнюю курицу украл, шакал паршивый!
– Мой дядя не паршивый! – праведно возмущался Юсуф.
– Ну хорошо хоть «шакал» не отрицаешь… Всё равно иди отсюда, пока не прибили!
Пошёл он дальше, быстро пошёл, а как не пойдёшь, когда так просят. Кирпичом вслед не запустили, и уже спасибо от всего сердца…
Повела его тропинка узкая лесная в чащобу малопроходимую, кто его так «лесом» направил, бедный Юсуф уже и вспомнить не мог: то ли собаки дворовые, то ли дворник с метлой, то ли собственная фантазия да топографический кретинизм. Места-то незнакомые, гор нет, кругом сосны да ели – мудрено ли без карты с пути сбиться…
Однако шёл он и шёл, песенки всякие героические сочинения собственного под нос мурлыкал, как вдруг видит, лежит поперёк дороги упавшее сухое дерево. Обошёл он его, подумал, за комель приподнял, да и сдвинул в сторону, чтоб другим путникам не мешало. Дальше развернулся и слышит вдруг дребезжащий голос за спиной…
– Внучек! Ты не поможешь старенькой бабушке дорогу перейти?
Обернулся Юсуф и видит горбатую старушку, с клюкой, закутанную в чёрный плащ с капюшоном. Как можно отказать пожилому человеку, на Кавказе такое не принято.
– Конечно, почтеннейшая! Я сейчас…
Подал он руку старушке, впилась она в его локоть словно клещами железными, и пошли они вместе через тропинку. Ни на миг бедному юноше в голову не стукнуло: а с чего это бабулька в чёрном лицо прячет, по глухому лесу шастает,
– Вай мэ, какой учтивый молодой человек! Наверное, издалека, да? У нас давно таких воспитанных нет.
– Издалека, бабушка. Я иду уже шесть дней.
– Сколько? Шесть?! Какой молодец! И совсем не боишься один идти?
– Кого мне бояться, ведь я джигит!
– Это точно, такого джигита ещё поискать надо, – удовлетворённо покивала старушка, остановившись у ракитовых кустов. – Ну спасибо тебе, мой хороший! А в благодарность за твою помощь я дам тебе один мудрый совет…
– Какой, бабушка?
– Подойди поближе, внучек…
Подошёл юноша, а «старушка» капюшон скинула, и глянула на побледневшего Юсуфа небритая мужская рожа, с кривыми зубами и сросшимися бровями.
– Никогда не помогай в лесу незнакомым бабушкам!
И тут, словно в подтверждение этих слов, кто-то страшно ударил нашего героя по затылку сзади. Юноша и охнуть не успел, рухнув, словно срубленное дерево, гордым носом мох и хвою вспахивая…
Ухмыльнулись два разбойника, ладонями грязными хлопнулись, мешок на голову жертве надели и потащили добычу в тёмный лес. Волокли они его безо всякой жалости, без стыда и совести, на пригорок вдвоём тащили, с пригорка кувырком спускали, столько шишек да колючек наловил бедолага, что и в страшном сне не приснится. Хорошо хоть без сознания был, в полной отключке, ничего не чуял, не так обидно…
А в самой глухой чаще самого тёмного леса, на круглой поляне, в окружении могучих дубов костёр горит огромный, да у костра того злодейские разбойники греются, добычу делят, мясо на огне жарят. Небось ту самую курицу-гриль, о которой так хозяйка в деревеньке сокрушалась. А главарь их, невысокий кавказец в чёрной черкеске, красной тюбетейке, синих штанах, голубых сапогах краденых (на два размера больше, чем надо бы), вкруг поляны расхаживает, кривым носом водит, барыши гипотетические подсчитывает…
– Глянь, кого мы взяли, Сарам! – Двое разбойников, тощий и толстый, несчастного Юсуфа перед костром на колени бросили.
– Э-э, зачем сюда притащили? На дороге ограбить не могли?
– Хотели, да у него в карманах только луковица и мешочек с песком…
– Ну дали бы подзатыльник, чтоб не искушал честных разбойников, а в наше тайное убежище кого попало водить не надо!
– Сарам, – тощий злодей сорвал с головы юноши мешок, – ты сам посмотри! Он молодой, здоровый, давай продадим басурманам? Хороший евнух получится! Эй, ты фальцетом петь умеешь? Ничего, сейчас запоёшь, дайте ножик, пожалуйста…
А Юсуф глазам своим не верит, вот же он, герой его снов, великий джигит, заступник всего Кавказа – благородный абрек Сарам-джан! Как кинется он к нему в ноги с душевным криком:
– Дядя Сарам! Хвала аллаху, я нашёл тебя-а-а!!!
– Да, это я… – невольно отшатнулся главарь. – А ты…?
– Юсуф!
– Юсуф! Да, конечно, Юсуф, сын Лейлы! Как она?
– Мама в лучшем мире, – вздохнул юноша, опуская голову.
– Это большая утрата… Но как ты здесь оказался, племянник?
– Я искал тебя и нашёл! Никто не верил, все смеялись, а я нашёл!